Не прикасайся! (СИ)

 Нервничает, а еще почему-то кажется, что не врет. Да, детка, я бы тоже очень хотел, чтобы меня в твоей жизни не было. Но я был, а ты сейчас здесь, и вариантов у нас ровным счетом никаких не осталось.

 - Тогда придется подождать, чтобы послушать мои, потому что у меня их после твоего интервью море!  -  отрезаю я.  -  Сиди здесь и жди. Дверь заперта и открывается картой-ключом, лифт без нее тоже не вызвать. Мы на пятьдесят втором этаже, так что окна не открываются, да и здесь даже голуби не летают. Стационарного телефона у меня нет, мобильник спрятан. Можешь громить квартиру, конечно, но твой отец не обрадуется еще и счету за ущерб. Он, кстати, выразил готовность компенсировать убытки от твоей выходки, так что я бы на твоем месте не усугублял. Но я не отпущу тебя просто так, Никольская. Во-первых, ты задолжала мне компенсацию. А во-вторых, меньше всего мне надо, чтобы ты бегала по газетам и поливала меня дерьмом. Поэтому у тебя есть полчаса, чтобы обдумать претензии и наше соглашение. После которого ты забудешь, что когда-то я был твоим тренером. Еще налить?

 - Иди к черту.

 - Ну, как хочешь.

 Я ухожу в душ, чтобы смыть сладкую и вонючую колу, оставляя Никольскую в гостиной. Она сто процентов попробует снова свалить, хотя как сделает это в халате? Я отдал ее одежду в прачечную, будет готова только к утру. Впрочем, с Настасьи станется свалить прямо так. Что в голове у этой девчонки, я не понимаю.

 Но то, что сегодня она окажется в моей постели, понял, едва за ней закрылась дверь душевой. Я ее хочу. Какой смысл отказывать себе в удовольствии, если  при любом раскладе я выйду сволочью? Она все еще неровно ко мне дышит, я чувствую, как Никольская дрожит, когда я прикасаюсь, я слышал ее интервью и вынес из него куда больше, чем она сама, наверное. Я хочу ее с того момента, как впервые увидел взрослую Настасью, порой я забываю о том, что она не видит, а порой думаю только об этом. И еще о том, что хочу ее поцеловать.

 И что она метко швыряется, даже будучи слепой, маленькая стервозина.

Я сильно рискую, держа ее здесь. Никольский-старший не похвалит за самодеятельность, а несколько лишних часов поисков дорого ему обойдутся. Но поступить разумно выше моих сил. Хотя и просто: взять телефон, позвонить, сказать, что нашел ее и что Настасью можно забирать. Тогда максимум через час ее здесь не будет, а через несколько дней я вовсе забуду о том, какие мысли возникали при виде нее, закутанной в банный халат.

 Хотя это вряд ли. Забыть не получится, успокоиться сейчас  -  тоже. Член каменный от одной мысли о том, что через несколько минут я получу все и немного сверху. И снова риск: я не уверен в том, что ее влюбленность достаточно сильна, чтобы сдаться. А мне нужен ее отклик, нужно удовольствие. Обычно я в своих силах не сомневаюсь. А сейчас невольно думаю: а если не выйдет?

 Она возненавидит меня еще сильнее, пронесет это чувство через всю жизнь. Второго шанса не будет. Либо я сейчас иду ва-банк, либо звоню ее отцу, избавляюсь от избалованной занозы раз и навсегда и продолжаю фантазировать.

 К черту. Я в жизни делал куда более безумные и аморальные вещи.

 Я возвращаюсь в комнату и нахожу Никольскую у окна. Она наверняка слышит, что я вошел, но не двигается. Кончиками пальцев касается холодного стекла, будто пытается ощупать отражение за ним. Ночной город  -  вдохновляющее зрелище, и жаль, что Настасья его не видит. Возможно, тогда она бы расслабилась, и мне стало бы проще.

 - Я вернулся. Ты обдумала, что я сказал?

 Не рассчитываю на внятный ответ. Да и вообще хоть на какой-то. Просто иду к ней, чтобы взять то, что хочу, заставить ее вспомнить мое имя. И потому ответ застает меня врасплох, в тот момент, когда я нестерпимо близко для обычного разговора, но слишком далеко для прикосновения.

 - Мне до сих пор снится, что я взвешиваюсь, вижу на табло лишний килограмм и смотрю на тебя, сжимаясь от ужаса, - тихо говорит Настасья.  -  Каждая из девочек живет твоим одобрением. Выпрыгивает из коньков, чтобы тренер похвалил или хотя бы не ругал. Мечтает приносить медали. Стоять на пьедестале. Зарабатывать тебе призовые. Кто-то из этой толпы, возможно, влюблен. Они не глупые девчонки, они прекрасно понимают, что шансов обратить на себя внимание взрослого мужчины, тренера, учителя, нет. И все, что им остается: твое одобрение. Знание, что человек, который им дорог, видит талант, ценит упорство и вообще на твоей стороне.

 Она облизывает пересохшие губы и нервно обхватывает себя руками.

 - И вот ты приносишь медаль. И радуешься тому, что он смотрит на тебя, обнимает на фотографиях, постит видео программы у себя на странице, дает интервью. Ждешь нового турнира, вдохновленная, готовая сворачивать горы ради дурацкой детской влюбленности. А потом слышишь то, что о тебе думают. О том, какая ты нескладная, несуразная, посредственная, бесперспективная. И твой мир рушится. Еще пару минут назад ты была восходящей звездочкой, а сейчас  -  обуза тренера. Отцовский кошелек на ножках, обутых в коньки.

 Господи, как же я хочу снять с нее эти дурацкие очки!