Не притворяйся

Шесть месяцев позади, полгода. Многое ли изменилось? Ну, не особо. С одной стороны – чуть ли не целая жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов, а с другой – так плавно это было, так насыщенно событиями и в то же время естественно, что пока не вдумаешься, не поймёшь даже.

Вопрос с квартирой оказался сложнее, чем я там себе надумывал. Не так уж просто совмещать ударные темпы работы с учёбой и сессией, когда личная жизнь кипит. Проще было копить на жильё, когда рвущуюся наружу энергию деть было некуда, когда хотелось загрузить себя максимально, чтобы отвлечься от повседневности.

Но с момента, как мы с Настей встречаться начали, отвлекаться уж точно не хотелось. С одной стороны, мотивация усилилась в разы, моему рвению многие могли бы позавидовать. Но с другой – совместный отдых, будь то выходные или отпуск с каникулами, слишком уж втягивали. Несмотря на то, что мы с Настей жили вместе (пусть и с родителями за стенкой) – её всё чаще не хватало.

В общем, в итоге смог заняться вопросом квартиры лишь в конце февраля. И то помог отец – мы с ней как-то случайно обмолвились, что хотим вместе отдельно жить. В канун Нового года это было, так уж получилось. И да, к тому моменту Настя уже горела искренним желанием съехаться со мной не хуже меня. Не только видел и слышал это, но и чувствовал, что, кстати, тоже придавало вдохновение поскорее разрешить ситуацию.

Хотя если бы не папа, мы бы к этому моменту купили однушку, причём подальше от центра. Но теперь вопрос решён лучшим для всех образом – квартира двухкомнатная, с комфортным стильным ремонтом, территориально почти в том же районе, в котором родители живут. Разница в одной станции метро, разве что. И да, теперь придётся пока пересесть на него – машина, конечно, у отца остаётся.

Кстати, о наших родителях. Если поначалу они одобряли наши отношения больше для того, чтобы не усложнять и без того немного натянутую обстановку, то теперь на самом деле воодушевились и поддерживали искренне. Ведь мы с Настей уже полгода вместе, влияем друг на друга исключительно положительно, светимся, когда взаимодействуем, да и вообще счастливые и сговорчивые – в общем, весь набор, на который обычно родители смотрят.

А что до произошедшего безмолвного конфликта… О нём словно забыли все. Мне было не до того, чтобы демонстрировать обиды, да и глупо делать это при беременной женщине, когда оба родителя стараются. Я был больше занят Настей, отец – Ларисой, а между собой все мы легко и беззаботно общались, пусть и в основном по делу. Совместное времяпрепровождение тоже было, походы в рестораны там всякие, театры и выставки.

В общем, со стороны – образцовая дружная семья. Хотя, конечно, не самая обычная, ведь по сути, две пары уживались в одном доме.

Тему с мамой я так и не поднимал, да и отец не стремился. Упоминал её, конечно, но в основном, когда они с Ларисой на кладбище ездили. Мы с Настей тоже там были, но отдельно. Как-то по умолчанию именно так повелось. Возможно, не потому, что отцу было неловко со мной об этом говорить, а потому, что я в целом не ходок по могилам. На мой взгляд, мёртвым на это всё равно, эти все формальности – успокоение живым, а мне было проще не касаться этой темы. Мы с Настей туда ездили без поводов, лишь тогда, когда порывы были. Первый, кстати, её – она мне предложила. Потом я вспомнил маму, подумал, как они бы подружились, что было бы, будь жива – вот и второй раз. Без Насти я не ездил – не по себе немного было. Вот и вышло, что пару раз там были за полгода, чего нам обоим хватило. Не помню даже, в каких это числах было. По праздникам мы туда не ездили, в отличие от наших родителей.

А сегодня – день рождения мамы. Ей исполнилось бы сорок четыре года.

Лариса на восьмом месяце беременности уже, так что вряд ли поедет на кладбище. Но вот отец наверняка, хоть и словами не давал знать о том, как жалеет о прошлом – в поступках это выдавалось. Возможно, поэтому я почти отпустил ситуацию, так и вправду проще было принять.

Мы с Настей не собирались сегодня навещать могилу моей мамы. По крайней мере, не было таких разговоров, да и по ощущениям не тянет. Так уж вышло, что подсознание до сих пор воспринимает привязку к датам как показную скорбь.

В общем, завтракаю, как обычно. На кухне только отец и Лариса – Настя в ванной застряла.

Мы почти не говорим, но не потому, что тяжёлая атмосфера висит – нет, такого уже почти не бывает. Просто за едой особо не потреплешься, по крайней мере, если не горит что-то обсудить. Так что доедаю быстро, убираю за собой посуду и даже теряюсь слегка, когда отец вдруг нарушает молчание.

– Глеб, – что-то такое есть в его голосе. Непривычное, ломанное. – Поедешь сегодня со мной к маме?

Я неосознанно замираю, так и не обернувшись. Подсознание кричит о том, что плотину всё-таки прорвало, отец так больше не может, в себе держать не хочет. И с этим осознанием на меня всё пережитое накатывает опять.

Причём настолько, что смотреть на него не могу. Тянет отказать. Очень сильно тянет просто свалить в свою комнату. А лучше – к Насте в ванную.