Не прощаемся. «Лейтенантская проза» СВО

Рядом останавливается бронеавтомобиль «Тигр», весь в отметках от пуль и осколков, пыльный по самый пулемет на крыше.

Из него двое солдат выводят третьего – калмыка. Он контужен.

– И борода сгорела, – калмык трет левую щеку, на которой бакенбард повис рыжими клочьями.

Товарищи уводят раненого в приемный покой.

Возвращается «Купол» и включает на смартфоне песни своего сына, чтобы «Проза» послушал и высказался.

Вскоре на территорию больницы въезжает колонна из двух «рено-дастеров» и КамАЗа. Это опекающая Берислав администрация Пскова привезла коллектив балалаечников выступить перед ранеными.

Пока артисты поют и играют, «Проза» стоит спиной к импровизированной сцене на борту КамАЗа и лицом к зрителям. Ему интересно, как люди отреагируют на живую музыку? Три десятка человек сидят на стульях в тени каштанов.

Сейчас на лицах раненых зажатость, каждый поглощен страданием. Но где-то к четвертой песне музыка делает свое дело. Лица смягчаются, люди начинают получать удовольствие. К седьмой композиции вся аудитория увлечена представлением. Но есть исключения.

Лица пары врачей, нашедших время для концерта, по-прежнему хмурые. Не оттаяли. Не отпустило.

И есть еще один раненый, встретивший «Прозу» враждебно, когда тот вошел в его палату: «Все равно правды не напишите!» Сейчас парень сидит в стороне, не отрываясь от телефона, всем своим видом демонстрирует протест и неприятие концерта.

Зачем пришел тогда?

Артисты раскланиваются под аплодисменты публики и уезжают.

Калмык зажимает нос рукой нос и делает выдох:

– О! Воздух из уха выходит!

– Алексей, – говорит ему медик в зеленом халате, – это значит – барабанная перепонка повреждена.

Раненые уходят в здание госпиталя.

Все ожидали, что на звуки балалаек подтянутся гражданские больные, но никто не пришел.

«Проза» возвращается на прежнюю скамейку.

Солдат в бандане и маскхалате по-прежнему тут. Просит закурить.

– Не курю.

Знакомятся, бойца зовут Иван. «Проза» ведет его в магазин. Покупает еды и просит рассказать пару историй.

«Проза» заметил, что солдатам требуется время привыкнуть к его расспросам. В отличие от офицеров, рядовые зажаты.

Иван, будучи контуженным, две недели назад сбежал в самоволку, по возвращении в госпиталь его выписали. Прибывший за ним из полка КамАЗ пробил колесо, Ивану велели ждать, и вот он с утра послушно сидит на скамейке. Каждое слово из него приходится вытягивать.

– А ты раньше был ранен?

– Да. Весной попал под фосфор.

– Долго лечили?

– Четыре месяца в госпитале, пересаживали кожу с бедра на бок, – он задирает куртку, демонстрирует малозаметный шрам и собирается снять штаны.

«Проза» жестом останавливает его и поясняет, какие истории ему нужны.

– На моих глазах комполка убило. Мина! Без каски был…

«Проза» ждет продолжения.

– А еще мы однажды снайпершу поймали. Ну не совсем мы. Мы карточки местным раздавали – куда звонить, если встретят незнакомого. И вот прибегает женщина, говорит, видели чужачку. Мы бегом! Нашли только лежку, винтовку и вещи. Решили село прочесать, а ее уже местные жительницы поймали и прилично так космы ей надергали. Еле отбили.

– А что потом?

– Сдали фейсам… биатлонистка… оказалась…из Прибалтики.

– Это здесь было?

– Нет. Попасная.

Он некоторое время молчит.

– А раньше где служил?

– СОБР, снайпер. Я вашу Москву хорошо знаю.

– А сейчас снайпер?

– Не. Пулеметчик.

«Проза» вспоминает, как в юности один раз стрелял из РПК.

– Говно, а не пулемет. ПКП лучше, – авторитетно заявляет Иван.

– Почему?

– Три магазина… стволы перегреваются… он начинает пулями плеваться. Видно, как пули впереди на землю падают… Рядом совсем.

– А автомат?

– Автомат лучше. Пять магазинов выдерживает, а потом тоже… плюется… надо дать стволу остыть.

Во двор госпиталя влетает пыльный зеленый автобус «Богдан», весь изрешеченный пулями, осколками, на грязном борту небрежно намалеван зеленый крест и несколько букв Z.

Из кабины вываливается маленький тощий пожилой шофер:

– У нас тяжелый!

«Проза» с Иваном бегут к кормовой двери автобуса, откуда двое ополченцев вытаскивают носилки. Из приемного покоя уже выбегают медики. Им помощь не требуется. Раненый в одних трусах, желтое лицо посечено осколками, поперек груди бинт.

– В сознании? – кричит санитар справа.

– Нет! – отвечает водитель автобуса.

Стопы раненого безжизненно болтаются, когда носилки уносят в приемный покой. Санитарный автобус уезжает так быстро, словно его преследуют.

«Проза» и Иван возвращаются на скамейку.

– А куда была рана? – спрашивает солдат.

– Я видел на груди повязку.

– Не показывай на себе! – резко обрывает боец «Прозу». – Нельзя!

Они молчат.

Через пять минут из главного входа двое санитаров выносят носилки с телом в черном пакете, грузят в госпитальную «санитарку» – двухосный КамАЗ с кунгом – и уезжают. Вот так вот, почти на глазах «Прозы» умер человек. Пять минут, и все.

«Купол» выходит покурить, садится рядом на лавку:

– Черные пакеты словно растут под деревом. Мы их увозим, а они появляются снова, то больше, то меньше. Но никогда они не исчезают.

«Проза» в недоумении смотрит под дерево, откуда уехала труповозка.