Не прощаемся. «Лейтенантская проза» СВО

— Прилетов четыре. Все, как всегда, восемь из двенадцати сбили, четыре попали.

— И вот же суки, всегда бьют в один и тот же пролет, — говорит кто-то из темноты.

— А как вы различаете звуки?

— У выхода звук одинарный — «бах», а у прилета сдвоенный — «бабах», — объясняет Неон.

— Но «бахов» было больше, — ворчит «Проза».

— Первый звук — взрыв в небе, второй — до нас доходит звук старта «панциря», если сдвоенный звук — то прилет.

Офицеры ужинают после солдат. Котел — общий. Каша, тушенка, нарезка из огурцов и помидоров. Обсуждают гуманитарку. «Проза» рассказывает:

— Грузил гуманитарку. Подогнал минивэн к пункту «Озона», багажник распахнул. «Озон» ящики «зажал», сотрудник сканирует каждую упаковку носков, футболок. Минут двадцать. Жарко, душно, кондиционера нет. Очередь собралась человек десять, молодые и старые, русские и нерусские, с детьми и без. Москвичи. И — верите? Никто не издал ни звука возмущения. Все все поняли. Пока я туда-сюда таскал груз, обсудили между собой защитный цвет футболок. Догадались, что не я буду носить 400 пар носков. И за коробками предложили сбегать. И погрузиться помогли, все, что уронил, — подобрали и поднесли. Что-то в атмосфере изменилось. А говорят — в Москве сплошь либералы и «нетвойняшки». Вас не парит, что кто-то в тылу не поддерживает спецоперацию?

«Проза» задает вопрос сразу всем, но отвечает зам по тылу «Синица». У него звонкий металлический голос, на правой руке он теребит браслет-четки с крестиком.

— А знаете, Андрей Владимирыч, а нам — похер. Без них победим. «Нетвойняшки» — тоже наша Родина, а Родину не выбирают. Сами справимся. В спину не стреляют, и слава Богу.

Глава 2

Черные пакеты

Начальство решило, что знакомство с десантниками лучше начать с дивизионного госпиталя, и отправило «Прозу» в Берислав отвезти заболевшего солдата.

Лицо Мурата одного цвета с листом направления, который он прижимает к груди ладонью. На сгибе локтя левой руки — рюкзак. Мурат садится в минивэн:

— Один вопрос — на-хе-ра?

Ругательство он произносит по слогам. Это не первый подобный вопрос, который «Проза» слышит от рядовых.

На перекрестке — указатель: налево — Херсон, направо — Берислав. «Проза» поворачивает направо.

— Для меня самым ярким эпизодом был проход через Чернобыльскую зону, — рассказывает Мурат, — такой драйв! Прямо «Безумный Макс» какой-то! Я увидал все! Даже о чем и мечтать не смел. И саркофаг, и брошенные дома, и рыжий лес!

— Не страшно было?

— Вы про радиацию? Нет, не страшно. Страшно было потом.

«Проза» молчит. А Мурат продолжает:

— Например, нам сказали, что у хохлов нет авиации, но потом прилетел вертолет с двумя полосками и обстрелял дорогу. Мой лучший друг погиб. Он в кабине сидел. Потом Буча, Ирпень…

Мурат замолкает. «Проза» взмахом руки приветствует солдат на блокпосту.

— Если бы мне предложили еще раз… Нет, ни за что! Война не имеет смысла. Никакая война не имеет смысла.

«Проза» с удивлением смотрит на собеседника. Лицо Мурата угрюмо.

Информационное обеспечение специальной военной операции полностью провалено. С рядовыми контрактниками никто не разговаривал ни тогда, ни сейчас. Зачем, почему мы пришли на Украину? С кем мы воюем? Никто нашим десантникам не объяснял. Они жили на учениях в палатках в белорусском лесу, собирались уже уезжать, когда поступил приказ… и они поехали на юг. Солдаты не видели ни Путина на Совете национальной безопасности, ни обращения Путина к нации — ничего. Ни одной мало-мальской политинформации. Для «Прозы», несостоявшегося советского офицера-политработника, это открытие неприятно. Рядовые видят перед собой только бруствер окопа и не видят цели войны.

— Но, с другой стороны, — говорит «Проза» Мурату, — вон, наш мэр Собянин. Хороший мэр, при нем город стал лучше. Но он же тоже с населением практически не общается. С низами. Он работает на президента, вверх. Ему лоялен. Печать времени.

Ответ не нравится самому «Прозе», но они уже приехали. «Проза» паркуется у главного входа дивизионного госпиталя, под который отведен один из корпусов городской больницы.

Начальник госпиталя, с позывным «Купол», стриженный наголо блондин со шрамом над левой бровью, сидит на лавочке у входа в приемный покой, тут есть тень от деревьев. «Купол» закуривает и говорит:

— А меня в эту войну преследуют кровати.

Сигарета то и дело исчезает в его огромных крепких ладонях.

— Еще в январе перед учениями в Белоруссии собрал персонал и говорю: «Купите себе раскладушки или складные кровати». Кто-то стуканул, на меня начальство наехало: «Ты зачем подчиненных на деньги ставишь?» А я что? Я ж, чтоб им удобно было, чтоб на земле зимой не спать.

Начальство «Купола» как раз проходит мимо — позывной «Зеркало», два ордена Мужества еще до спецоперации. Начальник медслужбы видит в «ситроене» (боковая дверь сдвинута) пятилитровку кубанского коньяка с надписью «Zа победу», сделанную на этикетке фломастером:

— Вот это я понимаю! Можно служить!

«Проза», гражданский шпак, скалит зубы. У «Зеркала» звонит телефон, и начмед ВДВ уходит.