Не прощаюсь

– Какую чудовищную глупость, какую страшную ошибку совершило большевистское правительство, подписав позорный мир! – горячо говорил он. – Я видел Германию изнутри, она совершенно истощена. Нам бы продержаться еще несколько месяцев – и всё, победа! Надо было отступать, но не сдаваться. Даже отдать столицу, как Кутузов! А теперь что? Национальный позор, презрение союзников. И, конечно, никакого участия в дележе трофеев. Единственное спасение России – свергнуть Советы и снова вернуться в Антанту. Я как только добрался до дому, сразу кинулся искать людей, которые понимают это и готовы действовать. Нашел. Быстро. Нас очень много, Романов, и с каждым днем всё больше!

– Зинаида Андреевна сказала, что вы отделенный командир? Что это означает?

Лишь тут подполковник спохватился.

– Погодите. Сначала расскажите, где вы служили и за что получили столь почтенные награды. – Кивнул на романовский китель.

Узнав про контрразведку, подполковник поморщился. В прежние, довоенные времена подобная служба считалась для офицера не слишком почтенной. Но, услышав, что солдатский «георгий» получен за атаку, помягчел.

– Значит, умеете не только бумажки перекладывать. Что ж, с удовольствием приму вас в отделение. Видите ли, в организации система такая. Каждый новый человек вне зависимости от чина и возраста зачисляется рядовым, но получает право привлекать других офицеров, лично отвечая за них. Как только собралась тройка, становишься отделенным. Тройка превращается в девятку – ты уже взводный. Вот я, благодаря вам (вы у меня последний), скоро пойду на повышение, – засмеялся Иван Климентьевич. – Потом дорасту до ротного, а там, глядишь, и до батальонного, то есть достигну своей бывшей должности – я перед войной кавалерийским дивизионом командовал. У нас в организации карьеру делают быстро.

– А вы, то есть мы, как-то называемся?

Романов понял, что заговор устроен не так уж глупо. Конечно, при столь неосторожной системе вербовки легко нарваться на доносчика или просто болтуна, но так же просто цепочка и оборвется. А между тем, когда каждый рядовой участник организации является вербовщиком в переполненной офицерами Москве, членство у них должно расти как на дрожжах.

– «Союз защиты Родины». Хорошее название, примиряющее все политические взгляды – кроме, конечно, большевистских. И вы не думайте, что у нас нет подразделений крупнее батальона. Есть и полки, и бригады, и даже дивизия, – значительно понизил голос Зотов, оглянувшись на дверь, хотя подслушать его могли только хозяйка и ее брат – они тактично оставили офицеров наедине.

– Даже дивизия?

Романов быстро перемножил в уме, получилось больше двух тысяч человек. Ого!

– И, возможно, даже не одна. Впрочем, точно не знаю. Так высоко с моего шестка не видно. Но уверяю вас, руководят делом весьма серьезные люди. Когда пробьет час, мы моментально захватим все ключевые пункты столицы и парализуем советскую власть. Нам хватит одного удара, как хватило им в Петрограде полгода назад. Они тогда взяли мосты, узлы связи, резиденцию правительства – и вся огромная Россия оказалась у них в руках. Мы сделаем то же самое, только четче и организованней, по-офицерски.

Нет, это совсем не любительская затея, сказал себе Романов. Сама идея массовой, тысячной организации, которая состоит из легко заменяемых дилетантов, но управляется грамотно, из единого центра, до гениальности дерзка и действенна. Можно сколько угодно гоняться за щупальцами этого спрута и обрывать их, но до головы не доберешься, а пока будешь пытаться, вылезут новые отростки.

– Я только с поезда, в Москве никого не знаю, – сказал Алексей вслух. – Мне бы где-нибудь поселиться, и буду готов выполнять любые приказы.

Оказалось, что юнкер Веня не так уж тактичен. Дверь приотворилась, раздался звонкий голос:

– Господин штабс-капитан, а поживите у нас! Зина, ведь можно? Кабинет Владимира Ивановича все равно пустует.

– Да, конечно, – ответила из коридора Грузинцева после паузы.

До вечера Алексей отсыпался, разом за дерганые фронтовые дни и за тяжелую дорогу. Проснулся, сел на диване – накрыт стол: белейшая салфетка, симметрично разложенные приборы, на фарфоровой тарелке бутерброды с колбасой, печенье, термос с чаем. Залюбуешься. И записка мелким, но твердым, очень красивым почерком: «Есть горячая вода».

Поел, помылся в настоящей ванне, с газовым водонагревателем – давно забытая роскошь. Потом долго, с удовольствием брился, подстриг усы, привел в порядок ногти. Впервые за много месяцев ощутил себя жителем цивилизованного общества.