Не Шекспир

– Конечно. Давай.

– Баха?

Зазвучала хоральная музыка, Алексей почувствовал себя на какой-то проповеди. Впрочем, ему это не мешало. Ведь это было в первый раз. Варвара лежала молча, покусывая губы.

– Как ты? – немного взволнованно спросил Алексей.

– Я… нормально, – прошептала она, но плечи её стали вздрагивать.

– Ну что ты, маленькая моя… Успокойся, что с тобой, я тебя обидел?

– Нет, нет, я просто вспомнила про Василису, как она там, где она… Когда, когда я её увижу?

– Все нормально идёт. Там всем уже задали пинка, сейчас прокурорская проверка, все документы проверяют, носятся, как угорелые. С Василисой все будет хорошо. Я тебе слово даю, милая, – он непроизвольно зевнул, потом встрепенулся, – давай спать, пожалуйста, – повернулся набок, лицом к Варваре, обнимая сверху рукой.

Варвара покрутилась под тяжестью руки и развернулась спиной, услышав мерное дыхание. «Как быстро засыпает мужчина, и как непривычно спать под одним одеялом». Впрочем, ей стало тепло и уютно, что рядом был человек. Нет, которого она ещё не любила. Просто была благодарна за заботу. «Любовь», – на этой мысли она усмехнулась. Любовь пока что дала ей только страдания. Сначала любовь, хотя сейчас она в этом сомневалась, к зрелому мужчине, который использовал её неопытность, а потом под страхом разоблачения своей женой быстро ретировался. Не захотел скандала. Конечно, он ей уже и не нужен был в тот момент, ведь она встретила Влада. Просто он все время клялся в своей любви, но очень быстро предпочел удобство, репутацию, вкусный пирог от своего, как он там ей называет, «хомячка», да. Вот счастье-то, называет любимую жену «хомячком». «Нет, я не хочу быть хомячком», – резюмировала она, как будто закончила главу о своей первом любовнике.

Утро было обыкновенным, будто жили уже несколько лет. Алексей проснулся бодрым и счастливым. Варвара суетилась на кухне и, кажется, что-то напевала. Он оделся и прошлепал босиком, улавливая запах кофе.

– Милая, доброе утро. Что я тут подумал. Эта Лариса, фермерша, она что-то знает.

– Да, точно, – Варя нагнулась к нему и чмокнула в щёку, – Как хорошо сегодня!

– Она, мне кажется, точно знала, что дети исчезли. И этот дедуля, он сказал, что, похоже, у них там все схвачено, типа, дети и на ферме были. Я Ивану дал задание, чтобы разузнал, что там творится.

– Я уже порылась, в ЕГРЮЛ она оформлена как ИП, сельскохозяйственная деятельность.

– Значит, всё чисто…

В комнате задребезжал телефон Алексея. Он подскочил и помчался в комнату.

– Да, Юрий Михайлович, – серьезным тоном ответил он. – Да, я понял. Сегодня. Во сколько? Понял.

– Что-то случилось? – встревожилась Варя.

– Рабочие моменты, звонил Дубовой. Сегодня похороны Гасановой, я там буду, заодно вызову его на беседу. Несколько вопросов уже накопилось. Ты не скучай, я вернусь, – он на ходу зажевал бутерброд и стал быстро собираться.

Глава 13

«Тебе ль меня придется хоронить

Иль мне тебя, – не знаю, друг мой милый.

Но пусть судьбы твоей прервется нить,

Твой образ не исчезнет за могилой.

Ты сохранишь и жизнь, и красоту,

А от меня ничто не сохранится.

На кладбище покой я обрету,

А твой приют – открытая гробница.

Твой памятник – восторженный мой стих.

Кто не рожден еще, его услышит.

И мир повторит повесть дней твоих,

Когда умрут все те, кто ныне дышит.

Ты будешь жить, земной покинув прах,

Там, где живет дыханье, – на устах!»

(Вильям Шекспир, «Сонеты»)

На небе собирались тучки, и старое южное кладбище, на котором хоронили уже только за очень большие деньги, выглядело ещё более унылым. Машины стояли около самого входа, загораживая проход. Заморосил мелкий противный дождик, все присутствующие, их было человек тридцать, как по команде, открыли чёрные зонты. Гасанов вылезал из своего ландкрузера, одетый в чёрный плащ, который топорщился на его мускулистой фигуре. В руке он небрежно держал букет алых роз. Гости молча прошествовали по центральной аллее, где уже было все приготовлено.

Алексей оглядывал присутствующих. Это были разные мужчины и женщины со скучающими лицами, пришедшие проводить женщину, которую, очевидно, знали весьма условно. Мелькали какие-то смутно знакомые лица, более напыщенные, чем остальные. Некоторые женщины всё-таки плакали.

Мария лежала в гробу в пышном платье с кружевами, окруженная венками и алыми розами. Платье слепило глаза своей белизной.