Оно будто баюкало мне раны, которые чесались под гипсом, смазывало глухую тоску от того, что я ничего не мог поделать со своим лежачим положением, успокаивало в ночи, когда без лекарства не удавалось заснуть.
Конечно же, все эти следы моего вмешательства в чужие жизни были уничтожены.
Но Жука и Ганджубу я не трогал – мне было нужно, чтобы они оказались в тюрьме, ответили за свои прегрешения.
И, наверное, это было каким-то подарком, милостью по отношению к Тасе – волшебной девочке, оказавшейся предательницей всего того, что я считал важным.
Я запрещал себе думать о ней. Даже малейшее воспоминание, которое всплывало миражом во сне – тут же гасил усилием воли.
Обычно предательства должны были получить ответ, но здесь…
Может быть, это была слабость, но я решил, что не буду трогать ее, выяснять то, что и без того было понятно.
Она сделала выбор, она почему-то решила обмануть меня, она отчего-то предпочла этого придурка со звериным оскалом в глазах. Психически неуравновешенного оборванца с улицы.
Хотя, может быть, женщинам и нужны такие, что демонстрируют силу, глушат тестостероном, тогда как сила неявная, но куда более активная, может сделать больше разрушительного воздействия.
Но я забил на все это.
Почти успокоился.
Занялся лечением: проблем со здоровьем оказалось выше крыши.
Меня перевезли в клинику, которая принадлежала матери, и первым, что я услышал от врача, что, скорее всего, останусь бесплодным.
— Травма яичка оказалась достаточно большой, — сказал он мне, практически не глядя в глаза. — Обычно, если речь идет о незначительных ушибах, вероятность нарушения фертильности мала. Сильные ушибы одного или обоих органов могут привести к высокому риску – приблизительно 48%. Однако у вас сильно повреждены обе стороны мошонки.
Я слушал молча. Он словно забивал в крышку гроба тяжелые гвозди. Катерина нервно крутила бумажку в руках. Она присутствовала при нашем разговоре, хотя я этого и не хотел.
— Есть вариант сделать операцию, удалить одно яичко, оставив другое, спасти его, либо сделать протезирование. Но нужно время, исследования и, конечно же, удача.
Передвигаясь по длинному коридору на костылях, я слышал, как моя жена медленно идет за мной: стук каблуков отдавался в тишине, и этот звук тоже казался мне похоронным маршем.
Так и оказалось. Именно в этот момент Катерина решила признаться в том, что хочет развестись.
— Ты не хочешь иметь недееспособного мужа? — сказал просто.
Она сразу занервничала.
— Конечно нет, я буду приходить и навещать тебя также, как раньше, но…
Это глупое блеянье раздражало.
— Катя, разойдемся сегодня же, — эти слова я планировал сказать еще несколько месяцев назад.
Повод должен был быть совершенно другим, но…
И только потом я узнал, что она изменяла какое-то время мне с Достоевским.
Узнал, и забрал часть бизнеса, который готовил для нее. В том числе медицинскую клинику.
Оставил директором: во-первых, потому что она очень просила, а во-вторых, потому что действительно оказалась ценным кадром.
Когда за Катериной закрылась дверь, я подумал, что все. Конец. Моя верхушка начала распадаться. Вся моя жизнь полетела под откос.
Как же я ошибался.
Все только начиналось: вечером отца сразил инсульт.
Глава 49
И сейчас, в больнице, Тася смотрела на меня расширенными от ужаса глазами. В них сейчас плескался космос, звезды взрывались и создавали новые вселенные, а ведь еще несколько минут назад в них была серая пустота.
— Как это возможно? — прошептала она сухими губами.
— Я провел в больницах не меньше года, ему пришлось взять управление бизнесом на себя. Мое направление, гостиничный бизнес, клинику матери, мои бесконечные проблемы со здоровьем, - его подкосило все. Через неделю после похорон я вошел к нему в кабинет и это дало мне толчок к тому, чтобы прийти в норму за короткое время.
Она дотронулась до моей руки, и я понял, что та холодна как лед.
— Я перенес в кабинет свою больничную палату. Занятия, лекарства, физические упражнения с лучшими специалистами. Я использовал все. Голова была постоянно занята, как и тело. Как видишь, я стал практически другим человеком.
— Зачем?... — голос Таси дрогнул, в глазах закипела влага.
— Зачем я тебе это сейчас рассказываю? Сам не знаю. Подумалось вдруг, что между нами не должно быть секретов…
Мы помолчали, а Тася начала вдруг начала практически задыхаться, зажимая рот кулаком, а горячие слезы потекли ручьями.
Понятия не имею, что делать с женской истерикой, и тут тоже замешкался.
— Ты не думай, лечение Лехе я оплачу, все, что нужно: палату, лекарства, восстановительный период. Неужели я позволю, чтобы ребенок пострадал?
Я промолчал только о том, что уже все это сделал, в тот момент, когда дал согласие на оплату самой операции.
— Леша… — пронзительно прошептала Тася.
Я накрыл ее ладонь своей горячей рукой.