Не ставший героем

– Олечка! – он тянулся к монитору обеими руками. – Ты просто сокровище! Боже мой… Наконец-то у нас будет целый отдел. Не жалкий уголок в лаборатории! – они оба от этого рассмеялись. – А мы успеем к среде? – аппетит в нём проснулся с удвоенной силой, и кажется, он даже не замечал, как поглощал свой обед.

На радостях он вновь обернулся к подросткам, будто бы их давно знал. Ещё секунда и он точно поделился бы с ними радостью, но только одарил их покровительственной улыбкой, как сделал бы отец или хороший учитель.

– На двадцати процентах сотрудников мы далеко не уедем, ты же понимаешь. – Услышал он через вновь проявившиеся помехи. – Открой ночную смену, будем доплачивать, но Кость, нам теперь отвечать перед серьёзными людьми, и этот карантин совершенно не к месту.

– Да, я понимаю… Хорошо, я это обдумаю до среды. Сделаем что-нибудь.

– Можем оформить некоторых как программный отдел удалённо, а сами пусть в лабораторию выходят. – Комментировала Ольга, перекладывая уже на своём столе готовые документы. – Больше будут получать, они не против. А нам рук хватать будет, по графику уложимся.

– Я смотрю, ты уже всё решила… – голос его в момент стал металлическим, почти таким же, каким его делает звукоисказитель в подвале.

– Я ничего не решаю, решаешь ты. Я могу только предложить тебе, ты же знаешь. Если тебе понравится, то бумаги уже готовы. Ждём только твоей подписи. – Девушка знала, как вести переговоры, и эти ей тоже сегодня удались.

– Сегодня я не приеду. Может, завтра. Посмотрим.

Когда видеоконференция его закончилась, ноутбук он сложил, не глядя. Всё его внимание было в открытую приковано к тройке ребят. Те курили и не стеснялись. Далеко разносился их смех и бескультурные фразы, от которых они даже не улыбались, а просто не обращали в своей речи внимания.

– Ты бы не мечтал быть рабом своей девушки, верно? – заговорил Костя с одним из них со своей скамейки.

Школьники, конечно, его не услышали. Ведь слова вылетели только под его нос. На нём не было ни парика, ни маски, совершенно свободно, таким как есть, он сидел на скамейке в нескольких метрах и наблюдал за друзьями. Таким, какой есть. За своими друзьями.

– И не обращался бы ко мне три недели на «вы»… – в его стаканчике закончился кофе, пока он проводил время с детьми.

Весь мусор за собой он выкинул в урну, забрал ноутбук и пошёл до машины. Друзья остались гулять без него. Прощаться не стали.

В самом извилистом, колком пути,

Там, где зрячим кроме теней не найти,

Там, где толпой не удастся пройти,

Я с тобой – лети.

Саша напевал строчки тихо, с большими паузами между слов. Он лежал на ковре в центре Комнаты и гладил игуану как кошку у себя на груди. Поза звезды. Так сказали бы те, кто мог бы его увидеть. Поза «нет сил, нет желания их искать». Поза «мне всё равно». Светильник, лимонный диван, нетронутая гитара и боксерский мешок. В Комнате ничего не менялось.

– Ты любишь «Бабочки танка»? – спросил он игуану, когда ему надоело петь в одиночку.

На Доске печально выведенные буквы просили «узнать о семье».

– Мы умрём здесь, Матильда, ты знаешь? – с неподдельным безразличием в голосе он вёл по коже пресмыкающейся пальцем, потом ещё раз, потом снова.

Это продолжалось, пока над головой его не прозвучал сигнал, а затем моргнул свет. Когда белая дверь открылась, Матильда уже сбежала секундой раньше. Саша не ловил её, он просто повернул голову на Мистера Икс. Тот стоял перед ним вверх ногами.

– Что это ты делаешь? – тележка отъехала чуть в сторону, человек сел поодаль на ковёр, отчего Саша почти рефлекторно перешёл в более готовую к перемещениям позу.

– Ты напугал её. – В тишине он скоро понял, что не дал ответа. – Я просто отдыхал.

– Ужин приехал.

– Уже… – прозвучало не сильно похожим на вопрос.

– Сейчас семь часов вечера.

– Какая теперь разница.

– Как по-твоему я должен это понимать?

– А как хочется понять? – он продолжал сидеть на ковре, смотреть туда, где спряталась игуана.

– Не разговаривай со мной так. Я тебе запрещаю.

– Но я ничего не нарушаю! – своей злости испугался только он сам, – То есть… этого нет в правилах… Это нечестно…

– В правилах сказано не грубить, ты переходишь эту грань. Кажется, твоей игуане вредит твоё безразличное отношение.

– Нет! Не её! Ну, пожалуйста, не отнимай её, она единственное живое существо здесь. – Просил он в переходящей панике, но всё ещё не двигался с места, не делал шага в сторону похитителя. – Ну пожалуйста, Эм Икс, я здесь совсем один, ну пожалуйста! – он снова стал плакать, случайно.

– Я бы советовал тебе сейчас же успокоится. Не терплю, когда мной пытаются манипулировать жалостью.

– Я не манипулирую, я просто испугался. – Взять себя в руки всё же ему удалось, как и встать, как и пересесть на кровать ближе к ужину. – Прости меня… Я знаю, я… Мне очень-очень грустно, мне очень плохо, здесь можно с ума сойти. Я не буду резко отвечать, я не понял, что это грубо. Я не буду больше, я понял сейчас. Не надо Матильду, пожалуйста.