(Не) судьба

От прикосновения нежных тонких пальцев предплечье сначала прострелило болью, а потом охватила странное оцепенение. Яхо попробовал – двигать рукой он не мог. Белла низко склонилась над столом, что-то шепча. Думать о том, что она делает, Яхор не хотел, поэтому прикрыл глаза и начал думать о другом. Например, о том, что тонкая сорочка вполне отчётливо обрисовывает контур ее груди и бедро обтягивает так туго, что видно даже ямочку на коленке.

– Так, а теперь надо мягкую повязку, – вырвал его из сладострастных мечтаний голос девушки. – И хорошо бы жиру гусиного… Пока сгодится. А позже я мазь сделаю. Ты молодец, даже не дернулся.

Яхо вяло подумал, что дернулся… только не в том месте.

– Сиди, я тётю Милу разбужу и попрошу тряпок. И жиру.

– Не надо никого будить! – подскочил юноша.

– Сиди, я сказала.

– Постой, ты что же – целитель? – Яхо изумленно разглядывал руку, которая выглядела гораздо лучше.

– А до тебя только дошло? – Изабелла посмотрела на него настороженно. – Ты… тебе неприятно?

– Что неприятно? – Яхо мгновенно уловил неуверенность в ее голосе. – Что ты целитель? А что такого? Это прекрасный дар. Самый лучший, наверное.

– Женщин-целителей не любят.

– Глупость какая! – возмутился Яхор. – Почему это? Они чем-то хуже мужчин?

– Нет, но… говорят, неприлично.

– Наверное, в этом есть смысл, – задумчиво согласился юноша. – Но ведь можно лечить женщин. Или детей. Да даже мужчин – вот руку, например. Что в этом неприличного?

Бель окинула его выразительным взглядом, от которого у него мурашки по спине пробежались и волоски на руках встали дыбом. Он совсем забыл, что сидит перед ней полуобнаженный, а она, видимо, не забыла.

– Ладно, я понял, – криво усмехнулся он. – Но все равно считаю, ты можешь стать лекарем ничуть не хуже дадэ или Раиля. Если ты сама этого хочешь.

– Очень хочу.

– Тогда добивайся своего.

Изабелла прикусила губу, покачав головой, открыла рот и снова закрыла его, а потом пошла будить тётку и просить у неё чистых тряпиц для перевязки.

10. Раздвоение чувств

В гостиную заглянул усталый измученный Аяз. Внимательно поглядел на мужчину и женщину, тихо спросил "Макса":

– Новостей нет?

Не угадал подмены. Это хорошо. А вид его совсем не внушал оптимизма.

– Выпьешь? – неуверенно спросил Оберлинг у зятя.

– Виски? Выпью. Спасибо. Макс… они живы? – в голосе Аяза такая тоска, что Тьен стискивает зубы.

– Живы, – уверенно отвечает он. – Найдём. Ужин?

– Да, благодарю.

Мелисса вскакивает и убегает на кухню. За последние дни она уже узнала, как нужно кормить целителя, который изматывает себя до предела, чтобы не думать о самом страшном. Побольше мяса, сладкое, горячее.

Тьен внимательно разглядывает мужа Виктории. Так уж вышло, что они почти не знакомы. Аяз редко бывает в Галлии. А если и бывает – останавливается в доме Макса. Вообще-то это их общий дом, но последние годы живёт здесь старший.

Аяз сильно постарел с момента их последней встречи. Степняки выглядят молодо до какой-то поры, а этот ещё и франт, красиво одевается, модно стрижется. К тому же в целителе есть какое-то обаяние и внутреннее спокойствие. На него всегда заглядывались женщины.

Сегодня он уже не казался уверенным в себе. Глаза припухли, лицо осунулось. Его можно понять – у него дети пропали.

Где-то в доме забряцал сигнал связи. Оберлинг не сразу и вспомнил, что в кабинете у брата установлен камень для передачи голоса. Канцлер Браенг обеспечил всех ключевых сотрудников таким устройством. Жаль только, что пользоваться им могли лишь маги.

Тьен быстро прошёл в кабинет, вынул сияющий алым светом камень из гнезда и сжал в ладонях.

– Дом Оберлингов на связи.

В тот же миг камень буквально взорвался звонким голосом леди Милославы.

– Дети нашлись, Макс. Они в порядке. У Герхарда. Слышишь, Макс? В полном порядке, живы, здоровы. У нас буран, мы их не видели, но из деревни прислали гонца.

– Мама, это прекрасно. Как отец? Как твоё сердце? Я немедленно сообщу Аязу.

– Мы в порядке, Тьен.

– Ааа… как ты узнала?

– Неважно, сын. Люблю тебя. Скажи Аязу, что все будет хорошо.

Тьен положил камень, чертыхнувшись. Отличный маскарад! Мать их даже по голосу различает!

Вышел в гостиную, поглядел на бессильно растекшегося в кресле степняка и, улыбаясь, сообщил:

– Яхо и Белла в безопасности.

Никогда он не видел, чтобы человек из состояния полной расслабленности подскакивал, словно взведенная пружина. Преображение целителя было мгновенным. Он весь подобрался и уставился на Оберлинга почти с ненавистью.

– Эй, эй, потише, – вскинул ладони Тьен. – Они в Предгорьях. У Герхарда. Ты знаешь Герхарда?

– Да.

– Буран закончится, и их заберут в замок Нефф.

– Я должен быть там.

– Ешь. Спи. Я узнаю, когда в Предгорья будет поезд.

Но Аяз не мог ни есть, ни спать. Он поехал вместе с Оберлингом на вокзал, где купил билет, потом поехал домой, а потом полночи сидел в темноте гостиной и забылся сном только под утро.

––