Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла

— У меня ничего не болит, — сказала она, — но эта ужасная слабость с каждым днем все больше мучит меня. Я слабею день ото дня, и никакие лекарства на меня нисколько не действуют. Месяц назад я была еще в силах гулять, потом не могла уже вынести поездки в экипаже, потом спуститься вниз стало невмоготу, а теперь я даже не в состоянии сесть в кровати. Я прикована к постели; мне и говорить-то трудно. Я устала от всего, — добавила она, и глаза ее наполнились слезами, — устала от жизни, устала от этих бесконечных страданий…

В отчаянии она тихо заплакала; я не знал, что и делать.

— Так не пойдет, миссис Фаррелл, — сказал я, — вы должны мне все рассказать. Насколько я могу судить, вы не страдаете никаким телесным недугом. Что же с вами происходит? Что разрушает вашу жизнь?

— Случилась беда, — ответила она, — и надежды уже нет.

— Постарайтесь рассказать поподробнее.

Она взглянула на меня, смахнула слезы и произнесла со страстью, какую я едва ли мог от нее ожидать:

— А Флоренс вам не сказала?

— Кое-что она мне рассказала.

— Значит, вы все знаете; она говорила, что объяснит вам. Мой муж сейчас внизу, в курительной, спуститесь к нему. Сделайте все, что в ваших силах! Иначе он погибнет — телом и душой. О, спасите его! Спасите, если можете!

— Не перевозбуждайтесь. — Я встал и легонько пожал ей руку. — Больше ничего говорить не надо. Мы с мисс Кьюсак спасем вашего мужа. И будьте спокойны, я никогда не даю обещаний просто так.

— Ах! Благослови вас Господь, — прошептала несчастная девушка.

Я обратился к служанке, которая снова подошла к нам.

— Я выпишу рецепт для вашей госпожи, — сказал я. — Лекарство придаст ей сил и в то же время успокоит. Останьтесь с ней на ночь, миссис Фаррелл очень слаба.

Служанка обещала так и сделать, и я покинул миссис Фаррелл. Та проследила за мной взглядом; глаза ее были ясными, несмотря на ужасающую слабость. Теперь меня не удивляло участие, проявленное мисс Кьюсак: такая история способна вызвать сочувствие в самом очерствевшем сердце.

Я спустился и вошел в курительную без стука. У окна, откинувшись в глубоком кресле с кожаной обивкой, сидел мужчина. Он был худощавый и темноволосый, черты его лица отличались тонкостью и изяществом. Однако по складкам, залегшим вокруг рта, по настороженному взгляду глубоко запавших, чуть сузившихся глаз, по неряшливому платью и небрежно повязанному галстуку я без труда мог догадаться, что мисс Кьюсак нимало не преувеличивала степень его нравственного падения. Я коротко представился:

— Прошу простить мое вторжение, мистер Фаррелл. Меня зовут доктор Лонсдейл. Мисс Кьюсак просила меня зайти к вашей жене. Я только что от миссис Фаррелл и хотел бы поговорить о ней с вами.

В глазах Уолтера Фаррелла лишь на мгновение мелькнула тревога, когда я упомянул его жену, и тут же сменилась сонным равнодушием. Однако моему собеседнику хватило воспитания на то, чтобы предложить мне сесть. Я уселся и пристально посмотрел на него.

— Сколько лет миссис Фаррелл? — спросил я без промедления.

Он взглянул на меня так, словно счел мой вопрос неуместным, но ответил весьма легкомысленным тоном:

— Она очень молода, ей нет и двадцати.

— Совсем ребенок, — заметил я.

— Вот как?

— Да, еще совсем ребенок. Так печально, когда гибнет юное создание, едва начавшее жить…

Я бы не стал говорить такое в обычной беседе, но мне хотелось взволновать и потрясти Фаррелла. Казалось, я добился своего: с его глаз будто спала пелена и они прояснились, обличая волнение и муку. Фаррелл подвинул кресло поближе и наклонился вперед:

— О чем вы? Разве Лауре так плохо?

— Она ничем не больна, но при этом умирает. Мне очень жаль, но если ее жизнь немедленно не изменится в корне, миссис Фаррелл не проживет и недели.

Уолтер вскочил.

— Не может быть! — вскричал он. — Моя жена умирает? Это чепуха, доктор Лонсдейл; она даже не кашляет и ни на что не жалуется. Просто обленилась, я ей неустанно это твержу.

— У нее не осталось сил, мистер Фаррелл, а без сил не выжить. Что-то поглощает ее жизнь, высасывает из нее все соки. Я буду с вами совершенно откровенен, ведь когда речь идет о жизни и смерти, церемониться не пристало. Ваша жена умирает, потому что вы разбили ей сердце. И только вы можете ее спасти, ее судьба — в ваших руках.

— К чему вы клоните?

— Вы прекрасно знаете к чему и должны меня понять. Это все из-за вас.

Уолтер Фаррелл побледнел как полотно.

— Я же делаю для нее все, что в человеческих силах, — сказал он. — Ей бы хотелось, чтобы я постоянно улыбался и порхал как бабочка. Но мужчине всегда есть из-за чего переживать и тревожиться, а мне в особенности, ведь…

— Ваши дела в плачевном состоянии, скажем так, — продолжил я.

— Да. Это вам Флоренс Кьюсак сказала?

— Я не вправе отвечать на ваш вопрос.

— Тем самым вы уже ответили. Они обе, Флоренс и Лаура, — просто дуры, каких свет не видывал.

— Это говорит ваш гнев.

— Это говорю я! Они хотят от меня невозможного… Они хотят, чтобы я, джентльмен, бросил дело, когда… Доктор Лонсдейл, вы мужчина, и вы поймете: я не могу выполнить их просьбу.

— Тогда ваша жена умрет.

Он заходил взад-вперед по комнате.