В течение многих лет моя работа в этом театре протекала при безусловной и горячей поддержке зрителей и при мучительных поисках со стороны критиков формулы для оценки моей работы.
Многое смущало критиков, а именно:
Если я художник, и к тому времени уже довольно известный, то почему я занимаюсь режиссурой, которая в моих руках должна быть неполноценной, потому что я - художник?
Как сочетать эту заранее определенную неполноценность с успехом у зрителей?
Мог ли человек, проявивший себя в первой же постановке формалистом, перестать им быть? (А в те времена критики считали формализм болезнью заразной и неизлечимой.)
Почему я не клянусь публично в верности заветам Станиславского, и не есть ли такое умолчание вызов этой системе?
С давних пор у меня сложилась привычка собирать рецензии, в которых пишется о моей работе. Просматривая накопившиеся за много лет рецензии, я пришел к заключению, что многие театральные критики не собирают своих собственных напечатанных сочинений и плохо помнят, что они писали раньше. Это позволяет некоторым из них быть удивительно разнообразными в своих суждениях и оценках.
Немногие из критиков (те, которые пытались установить логическую связь между старыми и новыми своими высказываниями) не так давно установили, что я очень изменился.
По их мнению, раньше я был ироничен, поверхностен и зол, теперь я стал добр и более глубок.
Поскольку эта концепция меня приятно характеризует, я не протестую в печати, но втайне я уверен, что развивался нормально, без резких переломов.
Если бы для солидного по возрасту театрального деятеля, которым я постепенно стал, было бы прилично издавать книжку объемом всего в две-три страницы, я бы непременно так поступил.
И вот что бы я написал.
1. Искусство - это средство общения между людьми. Это - второй особый язык, на котором о многих важнейших и глубочайших вещах можно сказать лучше и полнее, чем на обыкновенном языке.
Вместе с тем ряд понятий и мыслей - научных, технических, деловых - на обыкновенном языке излагается проще и точнее.
Путаница в этом вопросе всегда приводит к затрате ненужных усилий.
Научное изложение вопросов любви и юмора так же бесцельно, как и изложение математических формул или технических усовершенствований в стихотворной форме.
2. Качество каждого языка определяется его выразительными возможностями, точностью и понятностью.
Если аудитория поняла все то, что хотел сказать художник, значит, форма его произведения достаточно совершенна для передачи его мыслей и чувств.
Слишком сложная форма - это нечленораздельность языка.
3. Однако всякий язык, в том числе язык искусства, есть только средство сообщать людям свои мысли и чувства.
Глупые или общеизвестные мысли неинтересно узнавать, даже если они изложены на безукоризненном языке.
4. Ценность произведения искусства, ценность того, что художник им говорит, определяется тем, что нового добавил он к уже сказанному ранее.
Это обстоятельство очень усложняет роль великих традиций прошлого в применении к современному искусству.
При всем авторитете, который завоевала себе таблица умножения, вторичное ее изобретение уже не нужно.
Живое искусство, подобно велосипеду, может или двигаться вперед, или лежать на боку. Попытки академизма консервировать достигнутый уровень искусства - без движения вперед - всегда приводят к падению.
5. Всякое новое слово, как в науке, так и в искусстве, вначале понимается только квалифицированной аудиторией, а уже потом, при ее помощи, находит себе широкое распространение.
Поэтому как в той, так и в другой области чье-либо искреннее заявление: «А я этого не понимаю!» - не всегда еще может служить критерием для оценки произведения, а иногда просто определяет уровень подготовки аудитории.
Вот почему окончательный суд над произведением искусства не должен быть поспешным.
6. Ценность того или другого творческого метода определяется только тем, сколько и каких произведений создано на его основе.
Анализируя созданные художником шедевры, мы непременно заинтересуемся его методом и сделаем это по своей инициативе.
Декларации о методе, не подкрепленные шедеврами, оставляют нас равнодушными.
Пропагандировать творческий метод следует крайне осторожно. Интересно, что обычно назойливой пропагандой в искусстве занимаются не создатели методов, а их последователи.
Когда у нас одно время последователи Станиславского пытались насаждать его систему как обязательную для всех деятелей театра, они нанесли большой ущерб этой системе.
Они пытались представить эту систему как свод непреложных и неподвижных законов, требующих изучения и подчинения, в то время как основой всей деятельности живого Станиславского была борьба со штампом, поиски новых путей и движение вперед.
7. Для меня лично изучение опыта наших великих режиссеров: Вахтангова, Мейерхольда, Таирова - кажется столь же обязательным, как и изучение наследия Станиславского.
Кроме того, каждый художник дополнительно изучает многое, что именно ему полезно, что именно ему открывает глаза на тайны искусства, что помогает ему в работе.