Не твоя дочь

— Или ты думаешь, в угоду тебе я откажусь от материнства? Два года назад я пошла на этот шаг, потому что очень сильно любила тебя. А теперь от тех чувств остался лишь пепел, — я вижу, как его рука сжимается в кулак до побелевших костяшек пальцев, но если я начала вскрывать этот нарыв, то нужно идти до конца. — Теперь я повзрослела, многое переоценила для себя. Я обязательно стану мамой. Рядом со мной будет мужчина, который будет мечтать о большой семье, который будет хотеть от меня детей. Который будет видеть в них наше продолжение, но самое главное – он будет любить их, не смотреть на них с чувством вины.

— Милада!.. — в его голосе смешались ярость и боль.

— Что, Глеб? Ты говоришь, что любишь меня? Что хочешь вернуть? Допустим, только допустим, что мы сошлись. Я хочу знать, как ты отнесешься к тому, что я забеременею? Конечно, шанс невелик, ты же маниакально предохраняешься, но если верить твоей любовнице, были сбои – как минимум два раза. Что ты сделаешь, Глеб? Скажешь «выпей таблетку»? Или отправишь на аборт? Или, как вариант, предложишь родить от другого? — Глеб подлетел ко мне с перекошенным от злости лицом. Пробила все-таки броню.

— Не смей… — ведет головой, руки сжаты в кулаки. Готов сомкнуть их на моей шее. Собственником так и остался. — Если родишь, то от меня, — сквозь сжатые зубы.

— А ты от ребенка шарахаться не будешь? — зло усмехаясь. Свежо воспоминание, как он игнорировал присутствие Вари и Бори.

— Я не знаю, Лада, как будет! — на это замечание я не скривилась и даже маску удерживать не стала. Бабам Тихомиров никогда не врал и мне не стал. — Что ты от меня хочешь? Обещаний? Я готов, только скажи!

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — устало. Других желаний нет. Я не собираюсь играть с ним в семью. В первую очередь я не уверена в нем как в отце своей дочери. Не хочу, чтобы она столкнулась с безразличием отца. Ребенку нужно не только внимание и забота, но еще и любовь: искренняя, открытая. С улыбками и смехом.

Тихомиров молча развернулся и вышел из палаты, оставив в воздухе запах парфюма, энергетику злости и боли. Прикрыв глаза, старалась выровнять дыхание. Каждый вздох отдавался болью в сердце. Нельзя так. Мы оба сгорим или серьезно заболеем, а у меня Варюша…

Я не знаю, сколько прошло времени, но когда я открыла глаза и посмотрела в окно, на город опускался вечер, в коридоре горели лампы. Дверь в палату была чуть приоткрыта, а на диване сидел папа, работая в планшете.

Здесь больше не пахло Глебом. На спинке стула не висел его костюм, на столике не было документов и ноутбуков. Сам забрал или охрана входила в палату?

Отчего же так больно? Сама ведь просила оставить меня в покое. Плакать при ком-то я не умела. Только при Ваньке, но он сейчас так далеко…

— Проснулась? — оторвался от планшета папа.

— Угу, — мне не хотелось говорить, внутри я рыдала и кричала, будто вновь переживала боль нашего расставания. Как бы я ни уговаривала себя, что это к лучшему, мое сердце не слушалось. Оно любило Глеба той самой любовью, которая хуже зависимости.

Я ведь пробовала быть с Бертом. И в постель с ним легла…

Не вернись родители раньше времени с прогулки, я бы молча дотерпела, не испытывая и тени того удовольствия, которое мне дарил Глеб. Наверное, есть женщины, которым не важна постель, главное, чтобы любил, заботился, деньги в дом приносил, не обижал.

Для меня, как оказалось, важна. Я не могу отключить голову с другими, не получается раствориться в партнере и в тех ощущениях, что он дарит. С Бертом я словно наблюдала за нашей близостью со стороны и выставляла баллы. Я помню свои руки на его плечах. Мне не хотелось царапать ему спину, я хотела оттолкнуть его и попросить прекратить, потому что мне не вставляет. А ведь он старался. Долго ласкал, целовал…

А Тихомирову хватало взгляда, чтобы я поплыла. И до сих пор мое тело с легкостью откликается на его голос, взгляд…

Любить его невозможно, но и без него так тяжело…

Глава 17

Милада

После того, как я вернулась домой из больницы, Варя меньше стала капризничать. Она так радовалась, когда меня увидела, а я, несмотря на боль, схватила ее на руки и не могла оторвать от себя. Всю зацеловала. Мама шутила:

— Боится, что мама опять сбежит, поэтому ведет себя хорошо.

На самом деле у Вари прорезались зубки, вернулась моя милая улыбчивая малышка. Глеб не появлялся, мы старались о нем не говорить, но Тихомиров незримо присутствовал в моей жизни. Я постоянно думала о нем, чувства, которые за два года удалось притупить в себе, сейчас ярким огнем горели в груди. И только страх пережить еще раз боль предательства отрезвлял.

Он не приезжал и ни разу не позвонил, но в моей спальне стояло несколько больших букетов. Их доставляли курьеры, ни открытки, ни подписи, но я знала, что они о Глеба. Варя добиралась до бутонов, истязала их и пыталась съесть. Ей нравилось обрывать разноцветные лепестки.

Варя уснула в манеже вместе с игрушками, я не стала перекладывать ее в кроватку. Убрала игрушки и укрыла одеялом.