Несмотря на то, что как женщина Инга мне неинтересна, все равно охватывает лёгкой паникой.
— Николай Александрович с ней. Женщина очень сильно испугана. Пожалуйста, приезжайте, от эмоционального фона зависит исход родов.
— А я-то чем могу ей помочь? Достаточно того, что с ней рядом самый лучший акушер в хорошей клинике.
Девушка на минуты теряется и глубоко дышит в трубку.
— Но... Она так вас зовет.
Наверное, считает меня чудовищем, которому плевать, что его женщина рожает и истерит. Только вот девушка не в курсе, что Инга эгоистичная тварь, которая и тут умудрилась надавить на меня. Манипулирует своим состоянием, не думая о том, что вредит собственному ребёнку.
— Хорошо, я скоро приеду, — скидываю звонок, глубоко втягиваю воздух, наполняя легкие. Ненавижу чувствовать себя псом на привязи.
Возвращаюсь к Алине. Такая мягкая, манящая моя девочка, раскраснелась.
— Малыш, мне нужно срочно уехать. Ты поужинай, и тебя отвезут домой.
— Что-то случилось? — с искренним волнением спрашивает она. И это добивает пинком под дых. Она часто повторяет, что уважает меня хоть и за жесткую, но правду, за честность...
— Да, малыш, случилось. Но тебя это не должно волновать, — беру ее руку, целую пальчики, глубоко втягиваю ее запах и удаляюсь.
Прости, малыш. Никогда не был трусом и уж тем более не заботился о чувствах женщин. Да, я всегда предельно честен. Ставил перед фактом и вынуждал принять хоть и жестокую, но правду. А с Алиной так не могу...
Мать права, эта девочка меня поменяла.
Глава 30
На часах первый час ночи. Эмина нет, и я волнуюсь. Полгода назад я была рада, когда Эмин задерживался или не приходил вовсе. А сейчас внутри что-то скребет и не дает покоя. Стараюсь не быть навязчивой, но сейчас не выдерживаю. У него что-то случилось. Я так чувствую, мне неспокойно. Последний час пишу мужу сообщения, но они не доходят. Решаюсь на звонок, но его телефон отключён. Не нахожу себе места, брожу по нашей спальне с телефоном в руках. Отвлечься на что-то другое не получается, о сне не может быть и речи. Он приучил меня засыпать только с ним, только чувствуя его тепло, запах, близость. Сама не заметила, в какой момент этот мужчина стал настолько значимым в моей жизни.
Накидываю кофту, выхожу из спальни и спускаюсь вниз. Прохожу на кухню, чтобы сделать себе чай. Вздрагиваю от неожиданности, когда сталкиваюсь на кухне с Эсмой. Женщина тоже что-то заваривает в большой кружке, какие-то не очень хорошо пахнущие травы, а может, и не травы – кто его знает, чем там питаются ведьмы. Впервые вижу ее без платка. Оказывается, у Эсмы очень длинные и густые волосы, заплетенные в косу.
Сначала хочется сбежать из кухни. Мне по-прежнему неприятно находиться наедине с Эсмой. Особенно ночью, особенно, когда мы одни в большом доме. Но я не ребенок и должна побороть этот страх. Прохожу мимо женщины и включаю электрический чайник. Открываю шкафчик в поисках своего чая с мятой и лаймом, но не нахожу его там. Точно помню, что ставила его сюда. Открываю другой шкафчик, но чая нет.
— Эм... Вы не знаете, где мой чай? Он стоял вот тут, — спрашиваю у женщины. Не отвечает, делая вид, что не слышит. На фоне переживаний нервы не выдерживают. Меня начинает жутко раздражать эта ее неприкрытая неприязнь ко мне. — Я спрашиваю, вы не видели мой чай?! — повышаю голос, громко хлопая дверцей шкафчика.
— Я его выкинула, — спокойно отвечает Эсма, продолжая помешивать свое зелье.
— Как выкинули? Зачем? Это был мой чай! — кричу. Нервы окончательно сдают. Хочется рыдать от злости.
— Это был плохой чай. Тебе его нельзя пить, — так же невозмутимо отвечает она. — Выпей этот, — протягивает мне свою кружку. — Он успокаивает и повышает иммунитет.
— Не хочу я ваш чай! Я хочу свой! Вы не имели права его выкидывать!
Эсма пожимает плечами и сама отпивает из своей кружки. Разворачивается и идет на выход.
— Стойте! За что вы так меня ненавидите?! Что я вам сделала?!
Мне важно это знать. Это невыносимо – жить под одной крышей с человеком, который тебя ненавидит.
Женщина разворачивается и прожигает меня черным взглядом. Впервые выдерживаю ее темный взгляд в ожидании ответа. Я устала ее бояться. Но она молчит.
— Это как-то связано с вашей дочерью?
Эсма закрывает глаза и глубоко вздыхает.
— Я права? — не унимаюсь.
— Что ты знаешь о моей дочери? — отставляет чашку, подходит ближе. И мне снова жутко, голос у нее становится шипящий, как у змеи.
— Эмин сказал, что она погибла, — теряю голос от испуга.
— Айда покончила жизнь самоубийством, кровь себе пустила моя девочка, порезав свои прекрасные руки, она утонула в своей крови в ванной, — рассказывает мне жуткие подробности. Сглатываю, отступая назад, жалея о том, что вообще коснулась этой темы.
— Извините, я не хотела... — всхлипываю. — Я пойду, — пытаюсь пройти мимо Эсмы, но она хватает меня за руку, останавливая.
— А знаешь, почему она это сделала?
Отрицательно качаю головой, пытаясь вырвать руку. Я ничего не хочу знать.