— Двигайся сама, как хочешь, — шепчу. Я так не привык, в сексе всегда контроль был у меня, я задавал темп. Это мучительно, невыносимо, когда хочется рваться вперед, ускоряясь, но девочка делает это медленно, плавно, содрогаясь от каждого своего покачивания. И я мазохистически кайфую от нашего медленного, чувственного секса. Хочется продержать это состояние на грани как можно дольше.
Обхватываю ее талию, не помогаю, просто стискиваю пальцы, наблюдая за Алиной. Как колышется ее грудь, как приоткрываются губы, как медленно порхают ресницы.
Плаваю на волнах нашем общей эйфории. Рисуя пальцами узоры на ее животе.
— Двигайся, малышка, глубже, — подсказываю ей. — Да, вот так, — откидываю голову, закрываю глаза. Есть в ванили особый кайф. Когда власть у девочки, когда она задает темп и делает как ей нравится. — Откинься, прогнись, ножки шире, — немного корректирую позу. Просовываю между ее губ пару пальцев. — Оближи.
Послушная, исполняет, играя с моими пальцами языком. Вынимаю их, накрываю пульсирующий, набухший клитор и аккуратно поглаживаю немного сбоку, как ей нравится, слегка, не доводя до финала, вынуждая Алину саму ускорять темп, ловить ритм, закатывать глаза и глотать воздух.
— Да, вот так, малыш. Давай, кончи сама, — голос пропадает, к чертовой матери. Девочка пытается ускоряться, но…
Усмехаюсь. Соло не для нас.
Обхватываю ее бедра. Тяну на себя и вдалбливаюсь снизу.
— Замри, — двигаюсь сам, как хочется, быстро, глубоко, жёстко. Впиваюсь в губы, слизывая стоны нашего общего безумия.
Сердце истошно колотится, тело горит, пах болезненно сводит. Все так остро, чувственно, на грани…
Алина улетает первая, кусая мои губы, мычит и содрогается, сжимая мой член спазмами оргазма. Я за ней, на последнем глубоком рывке.
Да! Это мой космос, это то, чего мне не хватало, это то, отчего хочется жить и сворачивать этот мир. И я сейчас не о сексе, а об ощущении, что та, которую люблю, моя.
Алина падает мне на грудь, утыкаясь в шею, пытается отдышаться. Жарко, мы мокрые от пота, дышать нечем. Но это самые лучшие ощущения в моей жизни.
Глажу ее волосы, целую за ухом, в самой чувствительной точке, еще ощущая дрожь девочки.
Мне мало.
Я хочу еще.
Любить ее по-разному. Но девочке нужна передышка.
Молчим какое-то время. Слова не нужны. Я боюсь диалогов. Без слов у нас выходит лучше.
А ты, малыш, говорила, что я не умею чувствовать.
— Хочешь завтрак? — тихо предлагает она, приподнимаясь и заглядывая мне в глаза.
— Я все хочу, что связано с тобой.
Смущенно улыбается, принимается с кровати. Наблюдаю. Пошатывается немного. Собирает свои вещи, идет к шкафу.
— Не надевай белья, — прошу ее я. Оглядывается, задумывается, вынимает из комода длинную белую футболку, надевает на голое тело и уходит в ванную.
Откидываюсь на подушки. Хочу забрать ее домой. Прямо сейчас. Хочу закрыться там с ней и побыть наедине еще неделю. Без телефона, работы, прислуги. Хочу подышать ей, обрести силу и уверенность в себе.
Алина быстро выходит, с собранными волосами, в той же футболке на голое тело и идёт на кухню. При каждом ее движении футболка поднимается, и я вижу кусочек бедра. Красиво. Хотя в ближайший час домой мы не доедем…
— Там свежее полотенце на стиральной машине, — сообщает мне она, указывая на ванную.
Киваю, поднимаюсь, ухожу в ванную. Быстро принимаю душ, собираюсь и, обтягивая бедра полотенцем, выхожу. Алина что-то готовит возле плиты. Иду в зону кухни. Встаю позади нее, вздрагивает, но быстро расслабляется, обнимаю за талию, прижимая к себе. Есть своя прелесть в маленьких квартирах.
На сковородке тосты, на них яйца, плавится сыр, пахнет вкусно.
— Кофе нет. Только чай. Тебе черный или зеленый?
— Зеленый, — выдыхаю ей в ухо, сжимаю попку под футболкой.
— Садись, — уворачивается от меня. Подчиняюсь, сажусь за стойку. Одеваться не собираюсь. Оцениваю, насколько крепкая стойка и выдержит ли она Алину. Хочу позавтракать ей.
Девочка накрывает на стол, подаёт мне тарелку, чай.
— Больше ничего нет. Прости, — пожимает плечами. — Это не завтрак Эсмы из десятка блюд, — усмехается, но смущенная. Словно между нами произошел первый секс. Отвыкла от меня моя малышка. Надо исправлять.
— Эсмы нет. Она живет с моей матерью.
— Почему? — в недоумении спрашивает Алина, садясь за стойку.
— Потому что ты ее боялась.
— Это были пустые страхи, — отмахивается она. — Яна там теперь одна?
— Яны тоже нет. Я ее уволил.
— Да за что? — возмущённо спрашивает Алина.
— Леван попросил, — упускаю момент, когда застал их на нашем столе.
— А при чем здесь Леван? — не понимает.
— У них с Яной что-то вроде отношений.
— Дааа?
— Не знаю, не вникал. Могу вернуть ее, если хочешь. Нет в доме больше прислуги. Я не хотел никого видеть и чтобы меня не видели тоже в моменты падения.
— Ты сказал, что любишь меня?
Киваю.
— Знаешь, — усмехается. — Все, сказанное в постели, стирается вне ее, — хитро щурится.
— Даже так? У меня не стирается. Я просто так ничего не говорю, тем более фразы, которые никому не говорил.
— Эмин… — вздыхает, качая головой. — Это был намек, что я хочу услышать это еще раз.