Не ты

Невольно Самохин хмыкнул, перенес вес с одной ноги на другую и, злясь на себя, развернулся, чтобы, к чертям собачьим, покончить с этим идиотским, никому не нужным разговором. Неосторожным движением смел со стола дырокол. Маша резко наклонилась, чтобы его поднять. А он присел. Невольно их лица оказались на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Дмитрий резко втянул в себя воздух, и его натуральным образом повело. Под наркотой, наверное, так себя чувствуешь. Когда хочется еще и еще. Вдыхать ее нежный изумительный тонкий аромат. Слизывать его вкус, втирать в себя. Маша подняла темно-рыжие ресницы, оголяя немного испуганный, беззащитный взгляд, взволнованно облизала губы. И все… Будто тормоза отказали. Он жадно набросился на ее рот. Сместился с пяток, на колени, принимая более устойчивую позу, и дернул девушку на себя. Острые холмики ее груди прошлись по его телу, распространяя по венам импульсы похоти. В мозгу будто что-то взорвалось. Дима толкнулся языком внутрь сладкого рта, легонько прикусил губы. Ладони зарылись в мягкие волосы, не позволяя девушке отстраниться. Пальцами одной руки Дмитрий гладил нежный затылок и шею, второй действовал намного более бесцеремонно, сминал бедра, оглаживал маленькую попку. Самохин набросился на Машу с такой жадностью, что не сразу понял, что ее ответные ласки — ничуть не уступают в своем напоре. На мгновение он отстранился. Поймал ее расфокусированный, потерянный взгляд, провел по воспаленным искусанным губам большим пальцем. А девчонка тянулась за его лаской, как привязанная. Неумело, но так искренне, что у него все сомнения летели в тартарары. И разложить ее хотелось прямо здесь. На ковре в приемной. Но что-то удерживало от спешки. Возможно, интуитивное понимание того, что с ней так нельзя. Как-то не по-человечески это было и грязно…

Самохин нехотя отстранился. Не удержавшись, провел костяшками по девичьей груди, чувствуя, как замирает ее дыхание.

— Пойдем, — просипел, поднимаясь, и протягивая ей руку.

— К-куда?

— В какое-нибудь нормальное место. Не клуб, — пошутил, не то чтобы удачно.

— А… как же работа, Дмитрий Николаевич?

Самохин фыркнул. Посмотрел на Муру с намеком, покачал головой:

— Ну, какая работа, Маша? Пойдем… будем думать, что мне с тобой дальше делать.

Глава 8

Маша его удивляла. Наверное, именно поэтому он и стал к ней приглядываться более внимательно. Увлекательный это процесс — узнавание. Завлекательный сам по себе, а с ней — тем более. В ней глубина какая-то нереальная — заглянешь — ахнешь. В ней чистота, к которой невольно начинаешь стремиться.

— Ну, ты еще долго копаться будешь?

— Бумаги только соберу… — говорит, а сама на него не смотрит. Стесняется. А Самохин кайфует, пожирая взглядом легкий румянец, разливающийся по ее лицу.

— На кой тебе они в ресторане?

Маша все же поднимает взгляд. И там тоже такое… Сплошное противоречие. Головоломка. Кротость и вызов, покорность и бесшабашная готовность к бунту. Невинность и дикий огонь, цвета ее шевелюры.

— Не в ресторане, Дмитрий Николаевич. Я потом… дома все доделаю. А утром Людмиле Васильевне завезу.

— Это с чего такой трудовой энтузиазм?

— С того. Мне работу потерять не хочется, как бы то ни было… Ресторан — это, конечно, хорошо, но не стабильно как-то. В этом плане супермаркет под домом и собственные деревянные в кошельке — для меня намного более предпочтительны.

Самохин хмыкнул, уже с весельем наблюдая за ее дальнейшими сборами. Смешная она. Прямая. Бесхитростная. Но это не глупая наивность и простота. Скорее, стойкая жизненная позиция, которая его по-настоящему в ней восхищала. Он и сам был такой. Прямой, как рельса. На самом деле — это почти что дзен — иметь возможность говорить то, что думаешь.

Она и правда собрала пачки бумаг, сунула в свою безразмерную сумку и выжидающе на него уставилась. Самохин опять улыбнулся.

— Пойдем, — кивнул головой в сторону выхода.

Дима не любил пафосные заведения. Чувствовал себя в них некомфортно и нарочито, даже поесть нормально не мог, у него складывалось стойкое ощущение, что за ним кто-то пристально наблюдает. Поэтому Машу он повез в местечко попроще.

— Здесь утка вкусная. И шашлык.

Маша кивнула и, полностью положившись на его выбор, стала разглядывать все кругом.

— Красиво… — заметила, отпив воды из бокала. А потом неосознанным движением потрогала кончиком языка небольшую ссадину на нижней губе. Ему тут же захотелось повторить за ней это действие. Запрокинуть голову, зарыться в мягкие (теперь он знал) шелковые пряди и ласкать ее рот, тонкую шею и аккуратную грудь. Интересно… у нее и на ней веснушки?

Наверное, было что-то такое написано у него на лице… Потому что Маша слишком резко опустила бокал на стол. Несколько капель упали на белоснежную скатерть, но этого никто не заметил. Они смотрели исключительно друг на друга.

— Что же мне с тобой делать? — удивленно покачал головой Самохин.

— А какие есть варианты? — не спасовала Маша, вызвав его тихий смех.

— Самые разные, но в них во всех дело заканчивается в постели. Как тебе такое?