Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы

Провинциальный адвокат из Сибири Владимир Васильевич Петров, как обычно, на недельку, во время отпуска приехал к своим друзьям в Питер. Сорок лет дружбы — это целая жизнь, и в короткое отпускное время, за разговорами и воспоминаниями, не успеваешь насмотреться вдоволь на красоту северной столицы. Да, впрочем, это его родной город, покинутый по долгу службы. Поэтому главное — повидаться с ними, Толиком и Виктором, давно уже Анатолием Федоровичем Алексеевым, судьей и Виктором Викторовичем Морелли, прокурором.

Так случилось, что все трое избрали профессией юриспруденцию как наиболее близкую им науку, а практика пошла разными путями. Как говорит Морелли, налево пойдешь, направо пойдешь, прямо пойдешь — повсюду закон найдешь. Хорош он или плох, какой есть, с таким и живем. Законники, юристы, встречаясь, говорят обо всем и по-разному, а сводится все к одному: где истина, где справедливость, как ее найти и доказать.

Петров, как всегда, остановился у Анатолия Федоровича. С утра сходил на Смоленское кладбище, где несколько лет назад похоронил свою старшую сестру-блокадницу. Побродил по Васильевскому острову, осмотрел Кунсткамеру. Закупил продукты, чтобы приготовить простой, но плотный ужин — пельмени по-сибирски.

Вечером пришли друзья. Алексеев и Морелли ввалились в квартиру вместе, с шумом, разгоряченные каким-то спором. Бросив одежду, сходу к столу, накинулись на пельмени, запивая их сухим вином и расхваливая друга. Оба порывались говорить что-то о суде присяжных, но Петров подкладывал каждому очередную порцию ароматных пельмешек.

Лишь после того, как кастрюля была опустошена, адвокат спросил:

— Теперь можно. Что произошло?

Как всегда бывает, начал тот, кто был чем-то недоволен — Морелли:

— Понимаешь, Вовка, сегодня мы завершили процесс. Он, — Морелли кивнул на Петрова, — вел суд присяжных. Я поддерживал обвинение. Ну, ты же знаешь, коллеги, друзья частенько пересекаются в одном деле. Это ничего не значит для службы, где дружбой или враждой закона не подменишь. Согласен? Так вот, три дня слушали дело: убийство, два трупа. Присяжные главаря Косарева признали виновным, а его сожительницу, соучастницу Карелину, — нет. Их вердикт для судьи обязателен. Анатолий Федорович назначил ему исключительную меру, а ее — оправдал, правда, признал виновной в недоносительстве.

— А какие подробности дела? — поинтересовался Владимир Васильевич.

— Банальная ситуация, какие нередко встречаются в практике, — сказал Алексеев. — Дважды судимый Косарев, бомж, живет с девицей, разведенной, у которой есть ребенок. Ворует, потом вместе пьют. Он гастролер, болтается по стране. У нее есть знакомые, подруги… Но зацепились друг за друга, родственные души — есть, пить хочется, а работать — нет. Дочку свою сбагрила деду с бабкой. Живут весело, полная свобода, но хочется большего, чтобы не каждый день в поисках, а раз и надолго. А тут одна из бывших подруг вышла за коммерсанта богатенького. Карелина напросилась к ней в гости. Одним словом, наводчица. Пришла с Косаревым. Тот сразу определил: то, что надо. Вышел на кухню с хозяином покурить и там прирезал ножом. В комнате прикончил жену. По его приказу Карелина убирала следы преступления. Предварительный сговор и распределение ролей оба подтверждали на следствии. А в суде от этих показаний отказались.

Собрали две огромные сумки барахла, техники, валюту. Но через пару дней их взяли. Кто-то их видел, кто-то узнал, не буду рассказывать детали, похищенное изъяли. Доказательств — выше головы, больше чем надо. Присяжные заседатели — единодушно — он виновен, снисхождения не заслуживает. И также единодушно — она не виновна в убийстве.

Я было подумал, — вмешался Морелли, — может я, как прокурор, обвинитель, был неубедителен.

— Нет, друг, — возразил Алексеев. — Ты был безукоризнен, все четко обосновал, речь твоя была просто блестящей. Но и адвокат Хейнис был тебе достойным соперником. Как он выступал — заслушаешься… Присяжные были поражены его речью. Это было очевидно. Но главное, что перевесило на ее сторону, сама Карелина. Такая молодая, хрупкая, ей двадцать три всего, а каким психологом оказалась. Женским чутьем уловила, на какие чувства воздействовать.

— Погоди, Толик, — перебил его Морелли. — Дай я расскажу. А ты, Вовка, представь, что ты присяжный. И потом реши, как быть. Он, Косарев, конечно конченый человек, отпетый бандит. И я, и адвокат спрашивали ее, ну что же вы с ним полгода мучились? Ведь установлено было, что бил он ее не раз, просто так, без причины. Она, говорит, боялась его. А чего же держались за этого монстра? Хорошо, отвечала, с ним было…

Я не понимаю, это какое-то жуткое противоречие. Мучалась с ним и хорошо было. Мазохизм, что ли? Самоуничижение, безропотность? Не понимаю… Она могла его сдать в любое время. Он же не только приносил ворованное, но и рассказывал, где и как украл. Не сделала этого. Боялась? И да, и нет. Устраивало ее это.