Я могла пойти с ним выпить после работы, плюхнуться за столик со словами: "Не останавливай меня, если ты это уже слышал, но..." - и пуститься в очередную, знакомую до боли повесть о бессонной ночи, воскресенье в слезах, ужасном вечере, проведенном в безотчетной тревоге либо в терзаниях по поводу своей вины и стыда перед папой. И Дэниэл ни разу не посетовал на мою неизобретательность.
- Прости, Дэниэл, - сказала я. - Хорошо бы моя тоска была хоть немного разнообразнее. Тебе, наверно, ужасно скучно.
- Все в порядке, Люси, - улыбнулся он. - Я как золотая рыбка: у меня очень короткая память. Каждый раз слушаю тебя, точно впервые.
- Ну, если ты уверен, - робко заметила я.
- Уверен, - бодро подтвердил он. - Ну, давай, расскажи мне еще раз о воображаемой сделке, которую ты заключила с отцом.
Я бросила на него быстрый взгляд, чтобы понять, не смеется ли он надо мной, но он не смеялся.
- Что ж, ладно, - несмело начала я, пытаясь (в который раз) подыскать верные слова для описания своего душевного состояния. - Я как будто заключила с папой сделку. Правда, все это только у меня в голове, - пояснила я, - но я как будто сказала: "Ладно, папа, я знаю, что бросила тебя, но жизнь моя не стоит и ломаного гроша, потому что я ненавижу себя за то, что спаслась за твой счет. Так что мы квиты. Привет". Я правильно говорю, Дэниэл?
- Абсолютно, - в неизвестно какой по счету раз согласился он.
Меня бесконечно удивляло, какого высокого мнения я была теперь о Дэниэле. В продолжение всей истории с папой он был мне единственной опорой и утешением.
- Ты хороший человек, - сообщила я ему однажды вечером, остановившись, чтобы передохнуть.
- Вообще-то нет, - усмехнулся он. - Ни для кого, кроме тебя, я бы этого делать не стал.
- Но я тем более не должна попадать в слишком сильную зависимость от тебя, - поспешно добавила я. Этого я не говорила по меньшей мере минут пять, и его улыбка меня взволновала. Пришлось срочно нейтрализовать ее. - Ты ведь знаешь, я в эмоциональном кризисе.
Я хотела, чтобы эта сумеречная жизнь длилась вечно, чтобы мне не приходилось общаться ни с кем, кроме личного врача (то есть Дэниэла). Пока Дэниэл не решит, что с него довольно, а тогда уютный мир, который я для себя создала, окажется под угрозой исчезновения.
Но он меня ни о чем не предупредил.
Как-то вечером мы встретились, я, как обычно, отбарабанила: "Привет, Дэниэл, рада тебя видеть, но только потому, что ты заполняешь пустоту в моей жизни", а он взял меня за руку и очень мягко сказал:
- Люси, не пора ли покончить с этим?
- С чем? - пролепетала я, чувствуя, как земля колеблется у меня под ногами. - О чем ты?
- Люси, меньше всего мне хотелось бы огорчать тебя, но не пора ли тебе преодолеть все это, - осторожно продолжал он. - Люси, по-моему, тебе пора перестать отсиживаться дома по вечерам, - предложил он тем же ласковым голосом, пугавшим меня все больше и больше.
- Но я и сейчас не дома, - возразила я, встревожившись и даже ощетинившись: я чувствовала, что дни моего безмятежного существования сочтены.
- Этого мало, - сказал Дэниэл. - Когда наконец ты вернешься к нормальной жизни? Будешь встречаться с людьми, ходить на вечеринки?
- Когда меня перестанет мучить совесть из-за папы, разумеется. - Я подозрительно взглянула на него. - Дэниэл, уж ты-то должен бы понимать.
- Так, значит, ты не можешь жить по-человечески, потому что чувствуешь себя виноватой?
- Именно! - Мне совсем не нравились наставления Дэниэла. И я решила взять его своим женским обаянием и лукаво взглянула на него из-под ресниц.
- Пожалуйста, Люси, не надо на меня так смотреть, - сказал он. - Ничего у тебя не выйдет.
- Пошел ты, - буркнула я, смутившись, надулась и замолчала.
- Ты как Русалочка из сказки Андерсена, - вдруг сменил тему Дэниэл.
- Правда? - порозовела от удовольствия я. Такой разговор нравился мне куда больше. И волосы у меня, если уж на то пошло, длинные, вьющиеся и шелковистые.
- Она терпела страшные муки, ходя по ножам, в обмен на право жить на суше. Ты заключила такую же сделку - за свободу заплатила муками совести.
А о моих волосах даже не вспомнил...
- Ты хороший человек, Люси, ты ничего плохого не сделала, и ты имеешь право быть счастливой, - втолковывал мне он. - Подумай об этом, а больше я ни о чем не прошу.
И я начала думать. И думала, думала, думала... Я курила сигарету и думала. Пила джин с тоником и думала. Думала, пока Дэниэл ходил к стойке за второй порцией для меня. Потом наконец заговорила:
- Я подумала. Может, ты и прав, и пора сдвинуться с мертвой точки.
По правде сказать, мне, наверно, уже надоело чахнуть от тоски. Надоело жалеть себя. Я могла бы продолжать в том же духе еще долго - возможно, несколько лет, - если б Дэниэл не вытащил меня из этого болота.
- Отлично, Люси, - обрадовался он. - И, уж если я сегодня весь вечер говорю тебе гадости, вот еще одна. Подумай, не стоит ли тебе повидаться с мамой?
- Да кто ты такой? - взорвалась я. - Моя больная совесть?