Не умирай в одиночку

Наташка смотрела на меня и тут в ее глазах появилась испуганная догадка. Все-таки мы вместе росли, и уж кто-кто, а она предполагала, как я сейчас поступлю. Я с удовольствием смотрела, как ее догадка растет, добивая ее.

– А теперь, моя дорогая, я попрошу тебя очистить помещение, – холодно ответила я. – Или ты думала, что мы, как ни в чем не бывало, разойдемся по комнатам, а утром проснемся лучшими подругами? Нет, сестрица! Собирай манатки и … (тут я сказала неприличное слово и даже указала направление).

Наташка затравленно перевела взгляд с меня на часы, а потом на темный прямоугольник окна. Десятый час. Пока она будет собираться, маршрутки и автобусы уже не будут ходить из нашего района, а на такси у нее, конечно, нет денег. Да и идти ей, собственно говоря, некуда. Разве что обратно к изменщику – Хосе.

Минуту она всхлипывала и каменно сидела на диване, с обреченностью глядя на стол. Там еще красовались остатки любовного пиршества. Так смотрят побитые собаки, с тоской надеющиеся, что их кто-нибудь все же пожалеет. Вот только собак я всегда любила больше людей.

– Я жду, – холодно произнесла я.

Наташка нехотя поднялась с дивана и стала собираться. Я снова стиснула зубы и молчала. Жалко, что кончился коньяк, и жалко, что мне нужно вот так сидеть и ровно держать спину, в то время как хочется свернуться калачиком и повыть чуть-чуть.

Наташка показалась в дверях с томлением во взоре и еле сдерживаемой надеждой.

– Юль, я сапоги вымыла, но они еще мокрые. Можно, я завтра уйду? Ну, куда я, на ночь глядя в мокрых сапогах? А?

– Ничего страшного, – злобно выдохнула я. – В постели тебе мокрые сапоги не мешали, а на улице ты ногами быстро-быстро перебирай, и не замерзнешь.

– Ну, дай мне хоть на такси, – заныла Наташка. – Не ходят же уже автобусы!

– Я благотворительностью занимаюсь по вторникам и пятницам, а сегодня четверг, – отрезала я. – У любовника попроси.

Наташка сузила глаза и злобно поджала губы.

– Ну, ты и сука, – прошипела она и гордо пошла в прихожую.

– Милая моя, да я этим горжусь! – крикнула ее спине. Наташка споткнулась о мои сапоги и грохнулась во весь рост. Этот заключительный аккорд меня вполне удовлетворил. Дверь хлопнула с пушечным грохотом, а я легла на диван и все-таки немного повыла.

Хирург

– Это я, – послышался в трубке недовольный женский голос.

– Я понял, – кивнул я, хотя моя собеседница видеть меня не могла. – Как все прошло?

– Отвратительно, – фыркнула она. – Ты на этот раз крайне плохо сработал. Он вообще не отреагировал. Я чуть из кожи вон не вылезла, а ему хоть бы хны…

– Я тебя предупреждал, – хмыкнул я и подмигнул своей богине. Богиня даже ухом не повела. Впрочем, с фотографиями это вообще очень редко получается. – Я говорил, что он не дурак, и абы чем его не проймешь. Надеюсь, ты хотя бы не прокололась?

– За кого ты меня держишь? – капризно ответила она. – Я выучила легенду назубок, но ему было все равно. Кстати, по поводу Гюрзы…

Я замер.

– Что?

– Не знаю, – недовольно протянула она. – Как только я упомянула о ней, он ощетинился и стал очень грубым. Хотя по твоему плану должен был отреагировать по-другому.

– Вы еще встретитесь? – спросил я, хотя уже заранее знал ответ.

– Не думаю. Он даже ужина не закончил. Ему позвонил его сын, и хотя я отчетливо слышала, как тот просил привезти ему для школы какую-то книгу, он скомкал встречу и заявил, что ему срочно надо ехать домой.

Я помолчал. Ну, такое тоже бывает.

– Ладно, – миролюбиво сказал я, – я пробую либо его убедить, что еще одна встреча с тобой ему необходима, либо найду какой-либо другой достойный объект. В конце концов, время терпит.

– Я слышу от тебя это уже полгода, – недовольно ответила она.

– Москва тоже не сразу строилась, – напомнил я и положил трубку.

День выдался какой-то дурацкий. Началось все еще утром, когда жене потребовалась мелочь на проезд, и она полезла за нею в мой кошелек. Я был в ванной и не видел этого. Когда я, пофыркивая после контрастного душа, вышел в кухню, в пепельнице догорала фотография. ЕЕ ФОТОГРАФИЯ!!!

Выражения, которыми меня наградила жена, в приличном месте не произносят. Самым безобидным было «похотливый кобель». Я внимал молча, глядя тяжелым мутным взглядом, как прекрасное лицо съеживается и покрывается пузырями, а потом исчезает в огне. Жена визжала минуты три, пока я не поднял на нее глаза. Атака захлебнулась сразу.

Si

– Ну-с, – обрадовано оскалился я, – что мы тут имеем?

Окружавшие меня лица отвечать не торопились, только зябко ежились и хмуро смотрели на вышестоящее начальство в лице дежурного следователя и прокурора города. Мало приятного, конечно, находиться на берегу подмерзающей речушки, откуда поддувает под куртки так, что мало не покажется. Да еще и в компании двух журналистов.

Нас, конечно, к трупу подпускать не хотели. Но получилось так, что нам уже было известно больше, чем всем следователям города, а делиться нарытой информацией за просто так, ни я, ни Шмель не хотели. Впрочем, информация состояла из догадок, о чем ментам не было известно.