Не упусти

В Дали ее никогда не тянуло рисовать, но здесь, в Близи, линии текли из-под пера, словно она всю жизнь изучала искусство. Сорока сосредоточилась на единственной цели, и, когда закончила, перед ней был прекрасный деревянный парусник, в котором хватало места для нее и Здешнего. Там была маленькая каюта с аккуратно застеленной кроватью и письменным столом, заваленным картами и приборами, которые позволяли ориентироваться при свете звезд. Она выглядела почти так же, как маленькая парусная лодка на картине в кабинете у миссис Хендерсон.

– Значит, я иду с тобой?

– Ты всегда со мной, – сказала Сорока. – Ты всегда был со мной. Голос в моей голове, который пытается убедить, что все будет хорошо. И погляди, теперь я стала сильнее. Это ты помог мне стать сильнее. У меня даже голова больше не болит. Когда я вернулась в Близкий, боль просто ушла. Теперь я могу остаться здесь. Могу сотворить все, что захочу. Все действительно будет хорошо. Так что, может быть, тебе наконец-то выпадет шанс передохнуть.

Маргаретступила на лодку, и Здешний, теперь уже в образе большой морской птицы, последовал за ней, уселся на высокую мачту и каркал, пока Сорока разворачивала парус.

Вместе они повернулись к морю. Вода услужливо поднялась им навстречу. И они поплыли.

После

Прошло почти семь месяцев.

К тому времени, когда полиция прибыла в резиденцию Фиппов, Эллисон Леффертс уже не могла вспомнить, что имела в виду, когда говорила диспетчеру, что ее парень Брэндон Фипп мертв.

Полиция предположила, что это была шутка. Вечеринку разогнали.

Эллисон Леффертс не спала ни в ту ночь, ни в следующую, и только на третий вечер она задремала, но тут же раздался звонок в дверь.

Полиция.

Родители Брэндона вернулись из отпуска и обнаружили, что их младший сын пропал.

Внезапно люди снова заинтересовались тем, что именно имела в виду Эллисон, когда сказала, что он мертв.

Началось расследование.

Какое-то время Эллисон считалась подозреваемой.

Но она продолжала твердить, что ничего не знает, что перепила в тот вечер и не может объяснить, зачем вообще вызвала полицию. Не могло быть убийства без тела, без единого клочка улик, чтобы это подтвердить, и в конце концов полиция перестала ее допрашивать.

Началось и закончилось лето.

И вот в один из обычных вторничных вечеров мистер Фрэнклин Джеймс, пропавший вместе с Брэндоном, Сорокой и отцом Сороки, появился у собственной входной двери.

Он похлопал себя по карману в поисках ключей, но не нашел их. Затем позвонил в дверь и терпеливо ждал.

И только легкий холодок в воздухе подсказал ему, что что-то не так.

Потому что мистер Фрэнклин Джеймс помнил, что утро было теплым. А сейчас было почти как осенью.

Дверь открыла его жена. Она закричала, заплакала и очень ему обрадовалась. Фрэнклин Джеймс не мог этого понять.

Жена позвонила в полицию.

Ему показали газету. Он сказал, что ничего не помнит об этом лете. Только класс, где преподавал в старшей школе Дали, очень яркий свет, а потом – собственное крыльцо.

На нем была та же одежда, в которой он пропал.

И ни одной царапины.

Родители Брэндона Фиппа не верили, что Эллисон имеет какое‐то отношение к исчезновению их сына. Они не закрывали глаза на многочисленные проступки сына и решили, что Брэндон в конце концов разозлил не того человека. Вскоре родители освободили его спальню.

Однажды вечером они пригласили Эллисон к себе на ужин.

После него осталась коробка с вещами, и мы думали, что ты захочешь их забрать. Она в спальне Брэндона.

И Эллисон пошла за ней. И всего на секунду…

Наверное, она устала. Глаза сыграли с ней злую шутку. Прошел еще месяц. И еще один.

А однажды днем Энн-Мэри Льюис открыла дверь и обнаружила на лужайке, перед домом, своего бывшего мужа, грязного, в лохмотьях и синяках.

Как и мистер Джеймс, Гэбриэль Льюис ничего не помнил с того месяца, как пропал.

В отличие от мистера Джеймса, с одеждой у него было чуть хуже. Он провел неделю в больнице, восстанавливаясь (как Бен передал Клэр в кафетерии) от странного случая переохлаждения.

Через несколько дней после его появления у Эллисон зазвонил мобильный.

Это был домашний номер телефона Сороки.

Она долго на него смотрела. Интересно, это она?

Но звонок перешел на голосовую почту, и, когда Эллисон ее прослушала, на другом конце провода раздался не голос Сороки, а голос Энн-Мэри, ее речь была путанная и невнятная, она умоляла Эллисон перезвонить.

Был поздний вечер среды.

Эллисон перезвонила, почему бы и нет. Когда Энн-Мэри сняла трубку, она заплакала.

Ты не знаешь, где моя дочь?

Не знаешь, где обе мои дочки?

Простите. Но я совершенно не имею понятия.

Начался одиннадцатый класс.

В школе все было по-другому.

Сама Эллисон стала тише. Она держалась особняком, делала домашнюю работу и избегала людей в коридоре. Она существовала.