Голос у Фелисити был грустный. Рейф внимательно посмотрел на девушку.
— Что-то случилось?
— Нет-нет, ничего. Просто я подумала — если бы Найджел хотя бы половину твоих сил вкладывал в Фортон-Холл!..
— Знаешь, Лис, мне хотелось тебя вот о чем спросить, — сказал Рейф, прекрасно понимая, как рискует. Однако лучше сердиться на нее, чем сверх меры потворствовать собственным желаниям.
— О чем ты?
— Об имении.
— Не надо, Рейф, — отвернулась Фелисити. Но, Лис, я хочу знать. Ты намекала на то, что я мало о тебе забочусь, потому что, так или иначе, не хочу в один миг передать тебе право владения Фортон-Холлом. Но если бы поместье не было моим, оно принадлежало бы твоему брату, Дирхерсту или твоему отцу. Так отчего ты злишься именно на меня?
— Я не… — начала было Фелисити, но оборвала себя на полуслове. — Потому что я думала, что ты будешь совсем не похож на других. Я надеялась, что именно ты и будешь другим.
Рейф вопросительно приподнял бровь:
— На кого не похож, Бога ради?
Она посмотрела на него долгим взглядом, потом раздраженно всплеснула руками, бросила через плечо «ни на кого!» и с высоко поднятой головой решительно направилась к дому.
— Я бы сказал, что мазок кистью малость широковат, — проговорил он, ей вслед, злясь и на нее, и на самого себя.
— Холст очень большой, — не оборачиваясь, ответила Фелисити.
— Не хочу я учить французский! — возмутилась Мэй. — Я хочу учить зулу!
Фелисити подняла глаза от расписания на сегодня, которое она составила для сестры.
— В Англии, радость моя, мало толку от разговоров на зулусском языке.
— А в Африке от него очень большой толк!
— Мэй, мы это уже обсуждали!
Фелисити устало потерла левый висок. За окном продолжался безостановочный стук топоров, и визг пил, перемежаемый голосами рабочих. Она очень старалась не обращать на это внимания, потому что чем дальше, тем очевиднее становилось, что дни их жизни в Фортон-Холле сочтены. Но как же тяжело ей это давалось! Забыть же о своих чувствах к Рейфу было совершенно невозможно.
— Можно, я позанимаюсь вечером? Мне хочется пойти помочь строить конюшню. Рейф разрешил!
— Мэй, давай не будем об этом. Девочка скорчила сердитую гримаску:
— Тебе нужно подойти к нему и поцеловать, чтобы вы больше друг на дружку не злились Фелисити отложила карандаш в сторону.
— Мы вовсе не сердимся друг на друга, просто сейчас все заняты очень серьезным делом.
Мэй покосилась на нее и обреченно вздохнула:
— Ну да. Кажется, граф Дирхерст опять прибудет сегодня на ленч?
— Вообще-то да. У тебя есть возражения? Мэй пожала плечами:
— Он мне совсем не нравится. Он никогда не смеется! Бикс учтиво постучал в дверь и внес почту на серебряном подносе, который был вычищен до блеска. Рейфу пришло письмо от брата и толстый конверт от адвоката-солиситора из Пелфорда. Хотя последнее послание вызвало у Фелисити неподдельный интерес, она твердой рукой вернула оба конверта обратно на поднос, оставив письмо, адресованное ей лично.
— Вы передадите эти письма Рейфу?
— Несомненно, мисс.
И дворецкий бесшумно выскользнул за дверь.
— Мэй, граф Дирхерст умеет смеяться. Он просто более сдержан, чем Рейф. Так ведут себя очень многие люди. — И Фелисити с любопытством перевернула конверт. — Это от миссис Лоуренс Дейли, — прочитала она обратный адрес, и сердце у нее заколотилось.
— Кто это, Лис?
— Наша дальняя родственница из Йорка, — рассеянно ответила Фелисити. Миссис Дейли была ее самой большой надеждой из всех адресатов, которым она написала о своем намерении работать гувернанткой. — Мэй, сходи, напомни Салли, что граф любит пирог с яблоками.
Обрадованная, что можно улизнуть от уроков, Мэй, кажется, не поняла, что ее просто под благовидным предлогом выпроводили за дверь. Она умчалась на кухню, а Фелисити села в кресло и распечатала конверт.
В письме, как и в большинстве предыдущих, были знакомые уже слова о милосердии, тревоге за нее. Дополнительное бремя, что легло на хрупкие плечи молодой сироты, вызывало сочувствие миссис Дейли. Однако далее шли категорические строки: пять фунтов в месяц, комната для жилья и столование, если они с Мэй прибудут в Йорк к двадцать пятому числу. Три своевольных юных джентльмена явно переросли свою последнюю гувернантку, а подходящей ей замены все не находилось.
Фелисити долго сидела, молча, разглядывая письмо. Выход нашелся — она сможет существовать независимо от чьих-либо прихотей и желаний. Шестьдесят фунтов в год для них с Мэй, конечно, жалкие гроши, но она знала слуг, чьи семьи жили и на меньшие доходы, и ничего, не умирали с голода. В Йорке им не понадобятся красивые вещи, а Мэй придется привыкнуть обходиться без любимых шоколадок и карамели.
Фелисити нарочито медленно сложила письмо и убрала в карман юбки. Когда она писала просьбы о работе, то думала, что по получении ответа самым тягостным для нее будет понимание того, что придется навсегда покинуть Фортон-Холл. Однако когда она пошла переодеваться к обеду, перед глазами у нее стоял не дом ее предков, а красавец авантюрист, которому нравилось покупать ей ленты для волос и персики.