Не вернуться никогда

…А пир продолжался. Многие, отвалившись от еды и питья, предавались невинным развлечениям типа игры в кости, борьбы на руках и ножах. Масштабы разгула поражали непринуждённостью — и удивляли тем, что, даже упившись до косоглазия, анласы не занимались переламыванием спин рабам или насилием на столах служанок. Больше того — Вадим заметил, что любая пьяная свара прекращалась, стоило рядом появиться женщине и всего лишь косо посмотреть на буянов. Лэти же, обеспечив столы всем необходимым, спокойно удалились на травку и устроили свой пир — не столь разнообразный, может быть, но не менее обильный и сытный. Заботу о пирующих они оставили на служанок и щитоносцев.

Вадим, если честно, переел кабанины с чесноком, а, заливая пожар внутри, выпил пива, пожалуй, больше, чем позволительно в его возрасте. В голове начало шуметь, и он с особой тщательностью выговаривал слова — однако за собой следил и беседовал вполне разумно, чего нельзя было сказать о Ротбирте — всё ещё злясь на Эльриду, да вдобавок и ощущая его взгляд, тот налился до бровей, понёс околесицу, а потом улёгся щекой на стол и уснул. Во сне он, кажется, всё-таки подрался со щитоносцем Энгоста. Вадим устроил друга удобней и вступил в спор с соседом, горячо отстаивая (ну вот что он в этом понимает?!) преимущества двустороннего "хвостатого" оперения стрел перед трёхсторонним "обрезанным". Когда тема была исчерпана, Вадим ощутил непреодолимейшее желание слить пиво — и выбрался из-под стола.

Он почти столкнулся с девушкой-служанкой, нёсшей блюдо с хлебом. Чтобы избежать столкновения, Вадим отшатнулся и плюхнулся обратно на скамью.

Одетая в алую с белой каймой накидку поверх белой рубахи, девушка была примерно ровесницей Вадима. На витом кожаном поясе висели гребень и нож, но всех украшений было — тоненький серебряный обруч, державший волосы. Даже не было ожерелья или браслета! Красивое лицо девушки сделалось испуганным, она робко смотрела на Вадима большущими синими (не серыми, как у большинства анласов) глазами из-под густых тёмно-рыжих волос. Глазами собаки, которую часто бьют. Странно… Вадим улыбнулся — раньше, чем понял, что улыбается; а ведь он давным-давно не улыбался девчонкам вот так — сразу, всегда — только подумав, обаятельно и… расчётливо.

— Прости, красавица. Не дело было мне пить так много, а потом лезть под руки людям, что заняты делом.

Девушка заморгала. Вадим рассматривал её с искренним, хотя и пьяноватым дружелюбием. Он поймал себя на мысли, что хочет сделать ей что-то приятное. Чтобы перестала выглядеть такой испуганной и несчастной, чтобы улыбнулась… Как этого добиться — он не знал. Вадим помедлил и достал из поясного кошеля, порывшись в нём, две вещи — "цепочку из белого металла", невесть как завалявшуюся в кармане его прежних джинсов — и металлическое зеркальце-гелиограф из полированной стали. Вадим молча надел цепочку на шею удивлённо застывшей девчонки, потом — положил зеркальце рядом с хлебом на блюдо:

— Тебе. Подарок. От меня. Носи.

Глаза девчонки расширились, она слабо трепыхнулась, чтобы отстраниться от молодого ратэста. Потом она подняла локоть — неловко — и закрыла лицо рукавом. Плечи затряслись. Вадим опешил:

— Ну вот, теперь она ревёт… — растерянно сказал он в никуда. — Да перестань ты! лучше бы спасибо сказала…

Девушка поставила поднос на траву, схватила руку Вадима в ладони — горячие, твёрдые и сухие — и прижала к губам, продолжая плакать. Потом показала на рот и печально покачала головой.

— Ты не умеешь говорить? — тихо спросил Вадим. Девушка кивнула. Мальчишка покачал головой. Он уже знал, как относятся у анласов к детям с отклонениями. Как правило, они быстро погибали. Инстинктивная животная брезгливость отталкивала от них даже матерей. Даже те, у кого отклонения не были выражены внешне — глухие, скажем — погибали. Чаще всего в лесу, который требует чуткости. Но немой, к примеру, вполне мог выжить и даже стать славным воином… а немая — женой и хозяйкой. Однако, если за неё некому было заступиться, она — несчастное существо, вечный объект для злых насмешек. Очевидно, с девчонкой впервые кто-то говорил по-доброму, а уж дарить ей что-то… Девчонка подняла блюдо и заторопилась к столам, но ещё пару раз оглянулась на мальчика, который двинулся на поиски укромного места…

…Вернувшись, Вадим обнаружил, что Ротбирт уже проснулся и даже вроде как протрезвел — сидел, терзая ножом кусок телятины.

— Куда пропал? — спросил он. Вадим сел рядом, пододвинул рог:

— Говорил с одной девчонкой… — он засмеялся, поняв, что сказал глупость. — Говорил я. Она немая. Красивая девчонка!

— А, это Эрна, — определил Ротбирт. — Мне её показывали… Красивая? — он выгнулся назад, чтобы увидеть девушку. — Послушай, а ты говоришь правду… — в его медленных словах послышалось откровенное удивление. — Клянусь волосами богинь ветра, я не заметил… Ты знаешь, что она воспитанница Виннэ, отца Энгоста?

— Воспитанница? — в голосе Вадима прозвучало удивление, но Ротбирт с гримасой объяснил: