— Тьму, конечно, — невозмутимое, — ей тут очень голодно. Жалуется, что даже покарать некого, а вы на нее совсем внимания не обращаете.
Взгляд изумрудных глазюк нехорошо так почернел.
— Ты ее понимаешь? Что ж, это гораздо больше того, на что я рассчитывал, — в мертвенно-спокойном голосе слышалось рычание хищного зверя, который был пойман в ловушку, и вдруг зубья капкана слегка разжались…
— В таком случае, потомок, мы с тобой побеседуем. В том числе о твоих брате и сестре и о том, откуда на тебе метка… хотя это неважно, — оборвал себя древний интриган.
И подумалось, что имеет он в виду далеко не метку Зимы.
— А вы меня выпустите отсюда?
— Сама дорогу найдешь, — махнул рукой, — ты лучше мне скажи, знаешь ли ты, что есть закон, по которому другие лорды могут претендовать на тебя и оттеснить в сторону твоего избранника, заменив его? И пусть сейчас его нет, — многозначительно-насмешливое, — но потом ведь проблем не оберешься…
— Что? — пальцы сжались на крышке стола. Совершенно реального. Дерево было чуть шершавым и удивительно теплым на ощупь.
От таких новостей стало нехорошо — мягко говоря. И, пусть все намекали на то, что против лорда Аргона никто не выступит, но ведь есть еще принц Анарис… нет, он, конечно, к ней совершенно равнодушен, но что, если так и не простил и решит помешать?
— И как же? Выходит, вся эта добровольность выбора — красивые слова? — вскинула голову, прикусив губу. Пальцы дрожали.
А голос был ровным. Привычка прятать свои эмоции помогала.
— Закон хищника. Закон силы, — когти провели невидимую черту в воздухе, — одаренная невеста теперь стоит куда дороже, чем в мои времена, — циничный смешок, — но я могу подсказать, что делать и как выйти и подобного… щекотливого положения, — излился голос сладким ядом, — как тебе такая сделка?
— В обмен на что? Что конкретно вы от меня хотите? Неужели за сотни лет не нашлось никого более умелого, чем никчемная девчонка? — вздернула подбородок.
— Мой потомок не может быть никчемным. Если же он действительно таков… я позаботился о том, чтобы подобные личности не задерживались на свете и не портили мне фамильное древо, — призрак во плоти жутко улыбнулся. И как-то разом вспомнилось, что не просто так его называли одним из самых безжалостных людей не только его времени, но и этого мира.
Она не стала спрашивать, что он с ними делал. От такого жалости не дождешься. Как же хорошо-то, оказывается, было жить служанкой! Мой эти чудесные полы, убирай пятна от реактивов, разноси теплое отвратительное пойло в трактирах, да успевай обернуться еще в паре мест. И никаких призраков. Никаких родственников. Никаких аристократов и темной магии.
Только видела она подобных. Нечасто, но и в темных переулках и углах таверн попадались такие души… И она хорошо запомнила урок одного из них.
"Перед нами нельзя страх показывать. Нельзя прогнуться. Но и дерзить не стоит. Такие, как я, цветок ты тепличный, силу любят. Стойкость. Волю. Жажду. Злость здоровую. Когда не трясешься осиной, не будешь жизнь вымаливать".
— Так вы желаете выбраться, досточтимый предок?
Их магии легко касались друг друга и перемешивались, вызывая то дрожь до мурашек, то странную эйфорию.
— Но факт таков, что не получится… — она помолчала, — моими нынешними силами. Или дело в другом?
О том, чтобы что-то запрещать злющему тысячелетнему темному, который прикидывался до поры черным котиком, даже речи не шло. Смерть в планы Дари не входила.
— В другом, — блеснули чужие глаза, — а потому мы сейчас кое-что обсудим, я укреплю твою силу, а, когда ты проснешься, сделаешь следующее…
Тихий шепот лился в уши так же, как и иссиня-черная дымка в тело.
— Кстати, — шепнули, играя с ее волосами, — идея проекта хороша. Императору понравится. Сироты и бедняки, которым империя даст шанс на лучшую жизнь, будут готовы умереть за нее.
Опять он все перевернул с ног на голову.
Но контуры комнаты уже таяли, и Дари сморил сон.
Глава 4
О разбитом сердце
Дари открыла глаза. Распахнула рывком оттого что по телу разливалось нечто неведомое, жгучее, жаркое, заполняющее ее до краев и вот-вот готовое выплеснуться.
Она помнила все, что было ночью. И странный сон под утро.
Она спала крепко, вот только хоть и осторожные, но весьма нескромные прикосновения… нет, не разбудили, но…
Перышком скользнуло по груди. Сорочка была мокрой от пота. Еще касание. И снова. И снова. Губы подули на шею, отвели мочку уха языком. Кажется, она растеклась звездочкой по постели и издала ужасно неприличный возглас. Внутри бушевала буря. Ладони комкали простыни, она тяжело дышала, почти слыша, как вторят ей чьи-то стоны сквозь зубы. Так было до тех пор, пока невесомое прикосновение, дуновение дыхание не коснулось… бедра. Кажется, сорочка задралась. Возможно. Наверное. Ведь это лишь крепкий сон — пел ветер.
И неважно, что ласки сводят с ума. Неважно, что губы прокладывают дорожку от виска к груди. Кажется, она выгибается. Наверное, ее колышет огромная волна, обнимая за плечи, вот-вот готовая отпустить, позволить сорваться…
Всхлип. Ледяной отсвет. Чей-то далекий смех.