— Я понимаю, Клайд. Но думаю, что вряд ли вернусь в театр. Я привыкла к размеренной жизни. И, мне кажется, работа уже никогда не вызовет у меня былых чувств и ощущений. Театр уже не1 будет приносить мне такого удовлетворения, как; раньше. Сейчас для меня на первом месте моя семья, подрастающие дочери, которые уже подошли к новому витку своей жизни. Поэтому я целиком и полностью буду отдавать себя именно семье.
Клайд понимающе покивал, но тут же, улыбнувшись, добавил:
— Увидишь, это скоро пройдет. Дети определятся в жизни, а ты так и останешься в своем шикарном особняке и будешь слоняться из комнаты в комнату, не зная, чем себя занять. В результате ты все равно вернешься. Ты придешь к этому, обязательно. Человек, однажды связавший свою жизнь с театром, становится настоящим сценическим наркоманом. Это особый мир. Он не отпустит тебя, коли уж ты шагнул на этот путь. Болото. Чем больше бьешься, тем больше затягивает. Сейчас ты вогнала себя в рамки серой повседневности, однако так не может продолжаться до бесконечности. Нет. Уж кто-кто, а я-то это прекрасно знаю. Слава богу, успел изучить и театральный мир, и людей вообще, и тебя в частности. Да и натерпелся достаточно.
Джастина засмеялась:
— Мученик ты мой. Ну, посмотрим, может быть мне удастся еще тебя помучить.
Рождественские каникулы пролетели незаметно. Вскоре вернулась Элен. Она была так возбуждена и так потрясена, что совершенно не могла ничего связно и толков о рассказать, постоянно перескакивала с одного на другое, пытаясь не упустить ни единой мелочи, и разговаривать с ней было совершенно бесполезно. Это был фонтан впечатлений, эмоций и потрясений. Ни одно ее предложение не заканчивалось без слова «гениально». Элен вернулась из Италии со здоровым румянцем, глаза ее светились радостным блеском.
Едва только сойдя с трапа самолета, она бросилась на шею Джастины и чуть не сшибла ее с ног. А когда обняла, то Джас запричитала:
— Ой, ой, ой, ты меня сейчас удавишь! Ты специально вернулась, чтобы сделать это? — она притворно закатила глаза.
— Мамочка, дорогая, все будет хорошо, — засуетилась вокруг нее Элен, счастливо улыбаясь.
С отцом она поздоровалась более сдержанно.
И с этого самого момента, в течение целого месяца, впечатления лились из нее нескончаемым потоком.
— Когда же ты все это успела узнать, увидеть, услышать? Я совершенно не понимаю, как за две недели можно получить такое море информации, да еще удержать все это в голове, — сказала ей Джастина.
— Да что ты, я всё время что-нибудь смотрела, спала всего по четыре часа в сутки. Это не страна, а настоящее чудо. Фантастика! А Рим, по-моему, самый великолепный город в мире. А каналы Венеции! Это надо видеть. Гениально!
— Да много ли ты видела городов-то?
— Ну, видела, не видела... Своими глазами мало, но, слава богу, не дура, умею себе представить и сделать выводы из того, что по телевизору показывают.
— Ну-ну.
— А знаешь, мама, я как-то в Риме отправилась писать развалины. Ну, эти... как их... ну, в общем, не важно, потом вспомню. И там случайно мои работы увидел мистер Ла Троз. Француз. Ну ты его, наверняка, знаешь. Слышала же наверняка. Великий просто художник, гениальный, даже слов не нахожу, чтобы описать, как он работает.
— Не знаю. На твой вкус, может быть, и гениальный, хотя я, честно говоря, его творчества не понимаю.
— Но это не важно, мамуля. В общем, он сказал, что у меня огромный талант. И если вы меня отпустите, он с удовольствием позанимается со мной летом. Он сейчас преподает в Римской академии. По его мнению, я имею массу шансов учиться там. И он с радостью возьмет меня в свой класс.
У Джастины с Лионом это известие вызвало настоящий шок. Они вовсе не считали Ла Троза гением, но человеком он был очень известным в творческом мире. Картины его продавались по бешеным ценам, а выставки не устраивались разве что в Антарктиде. И то, что творчество их дочери было оценено таким человеком, да еще и так высоко, приятно их удивило.
— Я не знаю, Элен, — начал, наконец, Лион.
— Это очень серьезный шаг. Все-таки ты собираешься уехать из дома надолго и очень далеко. Мы с мамой должны сначала все обдумать, обсудить, связаться с этим человеком, и только после этого сможем сказать что-то более определенное.
— Но, папа, это же я собираюсь учиться! И это мне дальше жить и заниматься творчеством! Почему вы должны решать за меня?
— А потому, дорогая, что, зная твой характер и неопытность в нормальном общении с людьми, ты, боюсь, пропадешь. Тебя, на мой взгляд, совершенно нельзя отпускать далеко от дома.
Элен обиженно надулась и вдруг вспыхнула:
— Ну, конечно! Давайте теперь будем ломать еще не успевшую начаться творческую карьеру своей дочери только из-за того, что вам спокойнее держать ее возле себя, — она развернулась и, громко хлопнув дверью, выбежала из комнаты.
Лион только вздохнул и развел руками:
— Да, в очередной раз убеждаюсь, что нашу девочку вместо меда на хлеб не намажешь. Ну, впереди еще полгода, пусть сначала колледж закончит, а там видно будет.