— Был бы родной — иначе бы себя вёл, — сказал отец раздражённо. — Шастает до полуночи не пойми с кем…
Эрик застыл.
— Мы его воспитали, — сказала мать. — Он родной и есть.
Отец фыркнул.
— Вместе же решили, — сказала мать. — Не моя вина, что своих не родили…
— Ну попрекай меня, попрекай! — тяжело произнёс отец. — Что на работе надрывался, что здоровье загубил…
Эрик стоял, прислонившись к стене. Пытался вспомнить, когда отец жаловался на здоровье. Вроде не было такого. Да и работа у отца была спокойная — в управлении порта.
Впрочем, почему у отца?
Оказывается, что у чужого человека.
Он дошёл до своей комнаты, проскользнул в открытую дверь. Не раздеваясь, лёг на кровать. Полежал минуту, слушая бубнёж из кухни. Родители никогда особо не ссорились, да и сейчас, разве это ссора? Вот у Костяна, когда ссорятся — даже кот с синяками ходит…
Эрик достал из кармана наушники, воткнул в уши, запустил трек. Группа «Тёмный пластилин» гнала рэп — опускала Тимати и прочих старпёров по-чёрному. В дверях мелькнул силуэт — Эрик сделал вид, что не заметил.
— Эрик!
Он вынул наушники. Посмотрел на родителей.
— Ты давно дома? — спросил отец растерянно.
— Да с полчаса, — ответил Эрик. — Уроки сделал, музыку слушаю.
Мать и отец переглянулись.
— Ну… хорошо. — Отец ушёл. Мать постояла, потом зашла, прикрыла дверь. Села на кровать.
— Что… мам? — спросил Эрик.
Она почувствовала заминку. А он не смог её спрятать. Или не захотел. Обычно у него всё получалось — как сегодня, когда пришлось ругаться с Антоном. Эрик мог быть своим в любой компании, мог общаться с кем угодно и кого угодно убедить в своей правоте. И мать мог убедить. Но сейчас — будто не захотел.
— Ты слышал, — сказала мать.
Эрик молчал.
— Мы тебя любим, — сказала мать. — Отец просто переживает, он тоже тебя любит. Он сгоряча… от волнения.
Эрик подумал, что это, в принципе, правда. Может и получал он порой выволочки, а пару раз, в детстве, ремня по заднице — но всегда по делу. И подарки ему дарили хорошие, и прикид был правильный, и когда он заболел китайским гриппом — отец и мать сидели рядом, переживали…
— Да всё в порядке, мам, — сказал Эрик. — Ты чего вообще?
Мать заколебалась. Понимала, что сын услышал правду, но хотела поверить, что ничего не произошло.
— Спи давай, — она натянуто улыбнулась. — Завтра в школу.
— Завтра суббота, — поправил Эрик. И зевнул. — Но я сейчас, да. Буду спать.
Мать вышла, поглядывая на него. Он остался лежать. В груди бухало сердце, было противно и тоскливо, хотя с чего бы вдруг? Антон с мачехой живёт, Костя с отчимом. Наверняка среди компании есть и приёмные ребята. Что он распереживался? Не младенец, чтобы сопли на кулак наматывать.
Но что-то изменилось.
Даже не в его отношении к родителям. Оно, пожалуй, хуже не стало.
Но словно… словно якорь какой-то оборвался.
Эрик даже обрадовался, когда поймал себя на этой ассоциации. Оборвался якорь. Его что-то держало, крепко-накрепко, и он к этому привык, смирился. А теперь свободен.
Эрик встал, кровать слегка скрипнула. Подошёл к окну. Сквозь деревья и дома виднелся краешек моста над бухтой Золотой Рог. Владивосток — красивый город, Эрик его любил: и летний — тёплый, и зимний — промозглый, и осенний — дождливый, и весенний — туманный.
Но сейчас он вдруг ощутил, что город — чужой.
А ему надо… надо… туда…
Словно вдруг нарисовалось направление, невидимая стрелка компаса или нить во тьме. И Эрик понял, что сейчас дождётся, пока родители уснут, и пойдёт туда.
Без всяких прощаний и записок. Они всё равно никого не успокоят и ничего не изменят. Если корабль сорвало с якоря, то он отдаётся на волю волн. А родителям, наверное, тоже стоит побыть без него. И решить, кто он для них.
В старой однокомнатной квартире, куда некогда он, Виктор, привёл явившуюся за ним Тэль, всё осталось по-прежнему. Видавшая виды, советская ещё мебель, потёртый, но любимый плед, книги на полках. Туда, в обиталище Дракона-хранителя, он взял всё новое, словно часть души непременно должна была остаться в этих стенах.
А на полке внимательно глядел чёрными пластмассовыми глазами собранный из «Лего» дракон.
Нотти возилась с ним чуть ли не месяц. Но — собрала и настояла, чтобы он стоял бы у папы «в другом доме».
В квартире было тихо и чуть затхло. Но думалось Виктору лучше всего именно здесь.
Никогда за все двадцать три года баба Вера не была так встревожена. А чутью её Виктор доверял. Что же могло случиться — здесь, в Изнанке? Кто-то опасный ищет дорогу в Срединный Мир? Чепуха, волшебство здесь не развито, оно противоестественно для рационального и логичного человеческого мира. Люди порой проявляют волшебный дар или просто становятся чужды миру Изнанки, тогда он их выкидывает, выбрасывает, они находят тайные тропы или скрытые двери — и попадают в Срединный Мир. Кто на радость себе и другим, кто на горе. Кто становится магом, кто живёт обычной жизнью, но большой беды от того нет.