Не время для драконов

— Потому что твоя судьба — это лишь твоя судьба. И свой выбор ты делаешь сам. Можно было воспитать тебя по-иному. Научить чему-то. Но зачем, если никто не знал, как сложится жизнь? Ты ведь мог и не попасть сюда. Например, я могла не дойти. Ты мог стать другим… крошечный шаг — и Изнанка поглотила бы тебя. Достаточно иметь что-то в Изнанке… ну — ниточку, корень, якорь, и ты бы не смог уйти.

— Может быть, я был бы счастлив, — прошептал Виктор.

— Да, конечно.

— Но мне здесь нравится. Правда. Несмотря ни на что.

Идти до канала пришлось долго. Солнце поднялось уже высоко, когда Виктор и Тэль оказались у места слияния.

Канал был хорош. Широченный, берега кое-где укреплены бревенчатыми откосами; по каналу неспешно ползли широкие плоты и пузатые баржи — без парусов и весел, их влекло течением.

— Тэль, — не удержался от вопроса Виктор, — а как это так… в обе стороны сами собой?

Девочка на канал даже не взглянула.

— Это прорыли вместе Водные и Земные, Виктор. Водные устроили в канале два течения. И вперед, и назад. Да еще и так, что тяжело груженную баржу тянет с той же силой, что и порожнюю. Их сила велика, что ни говори.

— И что мы теперь будем делать?

— Как что? Выйдем на берег и проголосуем. Они пассажиров берут охотно.

Девчонка решительно направилась к краю обрыва. Берег здесь был укреплен невысокой деревянной набережной. Остановилась, вытянула руку известным и в Изнанке жестом — кулак сжат, большой палец оттопырен, смотрит вверх.

— Кто-нибудь да остановится, — сказала Тэль.

Ждать пришлось не слишком долго. Прополз мимо длинный плот — похоже, на юг гнали строевой лес, — и первая же баржа, шедшая за ним, свернула к берегу. Поменьше прочих, ладная, свежевыкрашенная коричневой краской, на носу название алыми буквами: «Элберет».

Элберет, Элберет… что-то знакомое…

— Эй! — крикнули с баржи. — Запрыгивайте! Тут чалиться негде, не видите, что ли?!

Тэль грациозно перемахнула на борт. Виктор прыгнул следом — и поразился: воздух заботливо подхватил его под мышки, словно боясь — человек упадет, хотя между краем бревенчатого настила и баржей оставалось не больше полутора метров воды.

От невысокой дощатой рубки на корме шагал человек. Высокий и узкоплечий, слегка сутулящийся при ходьбе, с длинными волосами, перехваченными на лбу неширокой бисерной повязкой. Лицо загорелое, обветренное, на плечах — невесть зачем наброшенный длинный черный плащ.

— Привет! — Он протянул руку. — Вам куда?

— До самого края, капитан, — обворожительно улыбнулась Тэль. — Довезете?

— О чем базар? Конечно. Хавка у вас своя? Пенка, чтобы спать, у меня найдется…

— Еды у нас нет… — вздохнула Тэль.

— Три монеты в день с носа, — решил проблему капитан. — Будем знакомиться? Эленельдил.

— Какого ты рода, почтенный Эленельдил? — удивилась Тэль. — Ведь это нечеловеческое имя?

У Виктора странное имя капитана вызвало ассоциации с каким-нибудь знатным чукотским оленеводом, и он тихонько усмехнулся.

— Ну… пока сюда не пришел, Николаем был, — хохотнул капитан.

— Погоди, — вмешался Виктор. — «Сюда» пришел?

— Ну да. С Изнанки я. Слыхал? Да, впрочем, ты… — Николай-Эленельдил прищурился, — ты и сам, похоже, оттуда… Правда?

— Правда. — Виктор протянул руку, назвав себя.

— А ты откуда?

— Из Москвы.

— Из Москвы? — оживился капитан. — И я тоже! Ты где жил?

— На «Электрозаводской».

— А я на «ВДНХ». Слушай, Витя, мне и лицо-то твое вроде как знакомо. Ты у нас-то не бывал? Не захаживал?

— Куда? — не понял Виктор.

— Как куда? К нам, в Нескучник. Мы там каждый четверг тусовались.

Виктор непонимающе покачал головой.

— А, что было, то было… быльем поросло. — Капитан слегка смутился. — Раз земляк… в общем, сегодня угощаю. Идемте!

Похоже, что, кроме Эленельдила, на барже не было ни единого человека. Впрочем, движение в канале было слишком ровное и неторопливое, чтобы в этом возникала какая-то необходимость. Баржа сама собой отвернула от берега и вышла на стержень течения.

— Скучновато тут, — честно признал Эленельдил. — Зато работка непыльная, живешь в достатке… опять же, если провезешь чего запрещенного…

Он подмигнул Виктору и шепотом сказал:

— У меня в трюме целый тюк сушеной травки! Ты как, не любитель подымить?

Чувствуя себя случайным зрителем пьесы абсурда, Виктор покачал головой.

— Ну, блин, что ж ты такой правильный! Подружка, а тебя как звать?

— Тэль.

— А ты — местная?

— Вполне.

— Это правильно. Ты парня не бросай, помоги обвыкнуться поначалу…

Вслед за капитаном они вошли в рубку. Видно было, что обитает здесь только один человек, причем — мужчина и вдобавок — неряха.

На столе были перемешаны яблочные огрызки, какие-то заляпанные жиром карты, пустые тарелки, инструменты, чинарики, почему-то — пучки ваты и причудливой формы деревянные чурбачки, останки сушеной рыбы, липкие стаканы с мутными остатками пива на донце.

Перед окном, выходящим к носу, торчал из пола маленький штурвал. Сейчас он медленно и скрипуче вращался, отмечая покачивание носа баржи. Рукоятки штурвала, когда-то отлакированные, выглядели так, будто о них неоднократно тушили окурки.