Не время Людей

Олег уже проехал Ерофей Павлович, когда, наконец, показалось солнце. Дорога пустовала, поэтому батюшку он заметил сразу. По обочине, в том же направлении, что и машина Олега, бодрой пружинящей походкой шел человек среднего роста, в черной монашеской рясе и с рюкзаком за спиной. Ноги его обували армейские кирзовые сапоги, бывшие когда-то черными. Рясу, впрочем, черной также можно было назвать только условно — примерно тридцать сантиметров от нижнего ее края имели исключительный мышиный цвет, который выше, постепенно, сдавал позиции, но окончательно переходил в черный только в районе пояса. Что поделать, «федералка», вездесущей пылью и грязью, метила не только автомобили, но и пеших ходоков. Если они шли достаточно долго. Подобное здесь, посреди тайги, когда ни в попутном направлении, ни навстречу не проехала еще ни одна машина, показалось Олегу настолько невероятным, что он снизил скорость, некоторое время просто ехал рядом, рассматривая ходока, а затем уже предложил подвезти. Он мог не остановиться, увидев на трассе милиционера в форме, женщину с ребенком, но проехать мимо такого необычного попутчика, совесть не позволила.

Батюшку звали Отец Алексей, он пешком направлялся из Белогорского скита в Читу, таково было его паломничество, или обет, или испытание — даже после объяснения Олег не смог полностью разобраться. Вышел еще в начале апреля, спал в тайге, в стороне от дороги, питался тем, что подавали люди, и удавалось найти в лесу. Многие Белогорские, и не только, монахи до него совершали подобные путешествия. Да и после него тоже будут.

— Батюшка, а я думал, что если с трассы метров пятьсот отойти, то там жизни не будет — леса непролазные. Как же вы там ходите, а то еще и спите?

— В основном так, Олег, но кое-где люди живут. Есть деревни, селения, в некоторые вообще никаких дорог нет, в некоторые — только зимники.

— А не страшно по лесу одному ходить?

— Так все в руках Господа, ничего там страшного нет, если только медведя не встретишь.

— А встречали?

— Случалось. Тут главное не бычиться, медведь ведь думает на человека, что тот — тоже медведь, его соперник, потому и силой мериться идет. А если спокойно с ним говорить, отходить медленно, не бежать, он и не пристанет. А на крайний случай у меня вот что есть, — батюшка развязал рюкзак. Олег заглянул в горловину — там, прямо сверху, лежала буханка белого хлеба.

— Не понял, — удивился он.

— Да поставлю рюкзак на землю, завязку ослаблю, да и отхожу назад. Медведь, он ведь любопытный, как и мы. Подойдет, заглянет, а как что съестное найдет — сразу забирает, да и уходит. Ему тоже много не надо. Он угощению благодарен. Так, с Божьей помощью, и иду.

Батюшка, аккуратно и сосредоточенно, плотно завязал горловину потрепанного вещмешка, удобно устроил его на коленях, прихлопнул ладонью и, задумавшись, устремил взгляд куда-то вперед, к горизонту прямой, как ножом разрезающей в этом месте тайгу, федералки.

— Ну и, уж на совсем крайний случай, есть у меня молитва заветная, — вынырнул он из раздумий, немного повысил голос, и речитативом продекламировал:

Михайло Архангел, огради меня своею святою оградой. От земли до небес. От темной ночи, от злого человека, от напрасной смерти, от скверной болезни. Ныне, присно и во веки веков. Аминь.

— Обычно ограждает, — добавил он после паузы, — но это не от животных, с теми часто проще договориться. А вот с людьми иной раз…

— Да, хорошая такая ограда, — мечтательно вздохнул Олег, — от земли… до небес…

Они немного помолчали. Олег не воспринимал все, что связано с религией, всерьез, но и не хотел обижать чувств попутчика. Он все еще мысленно переваривал молитву. Дорога сейчас не отвлекала много внимания, и потому получилось так тщательно вдуматься в сказанное, пока мозг не уперся в незнакомое слово.

— Скажите, батюшка, «ныне» я понимаю, а что такое «присно»?

— Это на церковнославянском. Или на старославянском, что, в принципе, одно и то же. На самом деле все молитвы раньше были на старославянском, просто некоторые слова люди еще понимают, а другие — уже нет. И мы постепенно все упрощаем.

— Ну а все же?

— Точнее всего это можно перевести как «всегда».

— Интересно, — мозг Олега все еще анализировал услышанное, поэтому несоответствие он выловил сразу — а «во веки веков», по-вашему, не «всегда»?

— Не по-моему, а по-церковнославянски. А церковнославянский — это очень древний язык. До революции, кстати, его вдалбливали школярам в любой бурсе. Вместе с латынью и греческим. Во веки веков вдалбливали. Но, не всегда, как видишь. Теперь его уже никто не понимает. Вот и получается, что «присно» и «во веки веков» — разные вещи.