Так странно, ещё вчера я была полна надежд и впечатлений. Фантазий, даже можно сказать. О прошлом, которого никогда не было, и, наверное, о будущем, которого никогда не будет. Одно осталось неизменным — моя реакция на него. Когда-то я считала это проявлением благодарности, но нет… Прожив жизнь, повзрослев, набравшись опыта, могу сказать: это было из-за чего угодно, но не из чувства благодарности.
— Как вдохновение? Вернулось? — Голос Риз в трубке кажется мне элементом какой-то чужой жизни. — Да, я пишу… пишу… и иногда не могу остановиться. — Здорово, — хмыкает Риз, — так и знала, что Вустершир на тебя благотворно подействует. — Да, как в сказку попала. — Может, ты не только последнюю книгу закончишь, но ещё и новую начнёшь? — Кто знает, всё возможно, — не отрицаю я. — Как местные? Не обижают? — с усмешкой спрашивает она. — Нет, все тут крайне дружелюбны. — Говорю «все», но думаю, конечно, только про Лиама. Затем к столу и помешиваю ложкой тесто. Рука соскальзывает, и металлическая ложка громко стучит о край посуды.
— Ты там, что, готовишь? — прерывает меня догадливая Риз.
— Ага. Пеку.
— Печёшь? У тебя, что, гости?
— В точку.
— Расскажешь? Кто он?
Не удержавшись, я нервно хихикаю.
— А что сразу он-то?
— Ну, — выдыхает в трубку мой агент. — А я, что, ошибаюсь? — бьёт вопросом на вопрос.
— Не он… они, — поправляю я.
— Они? Ты меня удивляешь!
— Пока без подробностей, — отрезаю я, решая ничего не говорить.
Риз, посмеиваясь, желает мне повеселиться, а я включаю духовку и обрываю звонок.
- Сюда? — Я примериваю рисунок на дверцу холодильника.
— Ага, — четырёхлетний мальчишка отхлёбывает чай и тянется за кексом. — Мне ведь можно ещё кусочек?
— Конечно. — Подхожу к столу. — Это волшебный кекс, прямо из сказки, по рецепту Джима.
— Правда? — любознательные зелёные глаза с удивлением смотрят на меня.
— Тот самый? — Тот самый, — подтверждаю с улыбкой.
Тони начинает жевать с особым рвением.
— Обалдеть, — говорит с набитым ртом. — Значит, я стану таким же храбрым, как и Джим?
— Ну, дело тут не только в кексах, но он придаст тебе сил, это точно.
Не удержавшись, я ерошу ему волосы и ловлю взгляд Лиама. Тот поспешно переводит его на рисунок. Детские художества — это способ общения, на бумаге оказывается всё, что ребёнок чувствует и видит. Этакая речь. И Тони рассказал мне, что я ему понравилась. Он изобразил меня в саду у дома, а рядом — малыша Джима с палкой, которая, по-видимому, на самом деле являлась мечом. Вдали поместились ещё две фигуры — одна побольше, другая поменьше — это они с Лиамом. Вот так он нас всех объединил.
— Давно не бывал в Солнечном Уголке, — заговаривает Лиам, обводя взглядом кухню. Милые цветастые занавесочки на окнах и вместо дверец шкафчиков создают атмосферу сельского уюта. — Как тебе здесь?
— Нравится, даже очень, — признаюсь я, ладонями обнимая большую белую чашку. — Здесь так спокойно. Кажется, вдохновение возвращается.
— Как ты вообще начала писать? Я помню твою любовь к сочинительству. Но одно дело рассказывать на ходу, следуя за воображением, а другое — переносить фантазию на бумагу.
— Ох. — Я опускаю взгляд, не понимая, говорить ли начистоту или рассказать общую версию, которой я обычно придерживаюсь. — Сначала это был просто способ пережить горе, — решаюсь я, — так психолог посоветовал. Постепенно меня увлекло. Я поняла, что действительно хочу этим заниматься и мне это действительно нравится. Дети полюбили придуманные мной истории.
— Прости, — шепчет Лиам с досадой и некоторой неловкостью. — Мог бы и сам догадаться.
— Нет-нет, всё хорошо, — поспешно перебиваю я. — Я как садист со стажем. Знаешь, какая у меня любимая часть «работы»? — Он разводит руками, а я улыбаюсь уголком рта. — Общение с детьми. Мне нравится встречаться с моими маленькими слушателями, читать им вслух. Я опустошена, но и одновременно с тем на небывалом подъёме после этого.
Мы смотрим друг на друга в упор. Я знаю, что он знает и понимает, в его глазах отражается та самая давняя боль за меня, и я, не выдерживая, отвожу взгляд.
09