– Давайте я отведу вас в вашу каюту.
– Я хочу к вам, – пролепетала она. – В вашу каюту.
– Ладно, пойдемте ко мне. Вы уверены, что никому не надо сообщить?
Он обнял ее за талию, а она уткнулась ему носом в плечо. Когда Гаврилов помог ей войти в каюту и включил свет, Вероника бросилась ему на грудь и зарыдала. Это были жуткие пьяные слезы, за которые обычно не бывает стыдно, потому что наутро о них и не вспоминаешь.
– На меня напали, – сквозь рыдания пояснила она. – Кто-то в черном плаще с капюшоном.
Гаврилов, который наконец сообразил, что имеет дело с девушкой, напившейся в хлам, усадил ее на диван и отправился в ванную намочить полотенце. Вероника, размазывая слезы по щекам, огляделась по сторонам. Обстановка была такой же шикарной, как у нее, да и вообще у всех Медниковых.
– Этот гад… Хотел выбросить меня за борт, – простонала она, когда Гаврилов вернулся и стал вытирать полотенцем ее лицо.
– У вас навязчивая идея, – пробормотал он. – Какой такой гад?
– Страшный! Лицо сшито из лоскутов, рожа перекошенная. И еще он был в плаще.
– «В белом плаще с кровавым подбоем», – начал цитировать Гаврилов.
– В черном! В черном плаще! – Пьяная Вероника мелко стучала зубами, как будто только что вылезла из морозильника.
– Снимите свою сумочку, а то, не дай бог, удушитесь ремешком.
Вероника выпуталась из сумки, которую по обычаю надевала через голову на одно плечо, торопливо открыла ее, вытрясла на диван наручники и телефон.
– У меня от вас глаза на лоб лезут, – сказал хозяин каюты, оценив содержимое сумки. – Теперь я понимаю, откуда у вас багровая полоса на запястье. Кто надевал на вас эту штуку?
– Я сама надевала, чтобы меня не выбросили за борт. – После того как ее умыли, Вероника почувствовала облегчение и вскочила с дивана. Глаза ее лихорадочно блестели. – Меня хотят убить.
– Вы сказали, что вам нельзя пить водку, – пробормотал Гаврилов. – Почему я вам не поверил? Вас послушать, так вас все хотят убить.
– Все! – с чувством подтвердила Вероника. Совершенно неожиданно раскинула руки в стороны и громко пропела частушку: – Все хотят меня убить, а я – гулять и водку пить!
Озадаченный Гаврилов взял свою ночную гостью за руку и потащил в спальню. В последнюю минуту она схватила с дивана свой сотовый и нажала на кнопку быстрого набора.
– Кому это вы звоните в такое время?
– Подруге в Москву, – ответила Вероника и, когда ее переключили на автоответчик, простонала: – Не ждите меня в Монте-Карло! Мне до него не доплыть!
– Давайте я сниму с вас башмаки, – сочувственно сказал Гаврилов и сел перед ней на корточки. – С вашим женихом как-то можно связаться?
– Нет, он в бегах, – мрачно ответила Вероника, освобождаясь от обуви. Ей очень хотелось обнять хозяина каюты и прижаться к нему что есть силы. Она даже попыталась это сделать, но он уклонился и снова поднялся на ноги.
– Подождите обниматься. Если нападение вам не померещилось, о нем нужно сообщить капитану.
– Я не могу-у-у-у-у! – простонала несчастная, цепляясь за Гаврилова. – Меня посадят в тюрьму… Я плыву по чужому паспорту! Можно я на ночь останусь у вас?
– Вы проникли на корабль с чужим паспортом? – изумился тот. – Ладно, оставайтесь.
– Почему вы такой добрый?
– Я же говорил, вы мне нравитесь.
– Я что, бельгийская вафля? – обиделась Вероника.
С этими словами она упала на застеленную кровать и, еще не коснувшись головой покрывала, уже спала, смежив вежды.
Утром Вероника попыталась открыть глаза и тут же, застонав, заслонила лицо рукой. Жестокое утреннее солнце било в окна, втыкая колючие лучи во все, до чего могло дотянуться. Горло горело, и невыносимо хотелось пить. Пустыня Сахара во рту явственно отдавала фиалками. Левое запястье сильно саднило. Повозившись на постели, попереворачивавшись с боку на бок, Вероника водрузила на лицо подушку и снова издала душераздирающий стон.
– Доброе утро, – донесся до нее знакомый низкий голос, от которого у страдалицы перехватило дыхание. Или, как сказал бы классик, в зобу дыханье сперло.
«Гаврилов здесь?! – мысленно завопила она. – В моей каюте?! Этого не может быть. Я что, допилась до разврата?»
Она медленно стащила с лица подушку и чуть-чуть разомкнула ресницы. Гаврилов стоял возле кровати со стаканом какой-то мутной жидкости в руке и смотрел на нее с задумчивым любопытством. Вероника наконец полностью открыла глаза и осторожно села, натянув простыню до самого подбородка. Одежда испарилась, что подтверждало худшие ее опасения.
– А…
– Между нами ничего не было, – упредил ее вопрос Гаврилов.
Вероника с некоторым сомнением посмотрела на него.
– Зачем же огорчать меня вот так сразу, еще до завтрака? – проворчала она.
И тут же поняла, что находится в его каюте, а не в своей. Интерьер был выдержан в коричневых тонах, тогда как у нее преобладали синий и золотой. Гаврилов подал Веронике стакан с мутной жидкостью и велел выпить «это волшебное средство», пообещав, что станет легче.