Не злите спецназ!

— Ясно, в усадьбе готовится торжественный обед… Не пора ли и нам перекусить?

— Можно!

— Ты наблюдай и слушай дом, я пришлю к тебе человека с пакетом питания.

— Есть.

В 17.0 °Cедов получил доклад Леруа о том, что Карим с охраной покинул усадьбу Бурхона и кишлак Гермабад.

— Иду к тебе.

Выйдя на позицию наблюдателя, командир отряда приказал:

— Связь мне с Центром.

Капитан набрал номер, передал трубку Седову:

— Центр на связи, командир.

— Центр, это Седой! В 17.00 Карим покинул Гермабад. Обстановка на объектах успокоилась.

— Принял.

— Хакер передал вам весь разговор главарей мятежников.

— Мы получили информацию, обработали ее и отправили в Таджикистан. На подъезде к Душанбе Карим с охраной будет нейтрализован спецназом местной службы безопасности. Вам же на рассвете завтра провести штурм объектов.

— Есть!

— Отработаете задачу тихо, тогда вертолет подберет вас в районе перевала. Согласование эвакуации проведем во время отхода отряда. Работай, Седой!

— До связи!

Седов передал трубку спутниковой станции «Вега» капитану Леруа и по своей радиостанции малого радиуса действия вызвал Грачева:

— Грач, это Седой! Начинаем работу с нуля. План остается прежним. Отработка объектов на рассвете завтра, 4-го числа.

— Принял.

Майор опустил радиостанцию в карман куртки:

— И снова ожидание… А солнышко-то припекает, да, Хакер?

— Припекает — не то слово.

— Здесь так: днем зной, ночью холод. В горах, я имею в виду… Ладно. Ты еще в состоянии работать?

— Препарат действует.

— Как начнешь уставать — сообщи, сменю.

— Сообщу.

Седов вернулся к холмам и подсел к снайперу, немецкому лейтенанту Аппелю.

— Я вот о чем подумал, Ганс… Тебе придется снимать часовых на террасе через окна?

— Да. А что?

— А то, что звон разбитого стекла могут услышать телохранители в доме.

— Никакого звона не будет. Пули сделают аккуратные дырочки и в оконном стекле, и в головах боевиков.

— Уверен?

— Вы должны лучше знать свое оружие.

— Поэтому и сомневаюсь в твоей уверенности…

— Вы стреляли из «винтореза» в окна с пяти-семи метров?

— Не припомню. Но с пятидесяти бил, и тогда стекла разлетались на мелкие осколки.

— С пятидесяти — да, но не с пяти метров. А я проведу обстрел часовых именно с этого расстояния.

— Ты уже выбрал позицию?

— Примерно… Но это по тем бандитам, что несли службу прежней ночью. Другая смена может вести себя не так спокойно. Но в любом случае на расстояние до пяти метров к террасе я подойду.

— Поживем — увидим… Как говорится, нам бы только день простоять да ночь продержаться.

— Очередная русская поговорка?

— Это из детства.

— Странные вы, русские…

— Потому и сломали хребет германскому фашизму. Твой дед наверняка воевал против Союза во Второй мировой войне?

— Нет, командир. Мой дед и бабушка погибли в концлагере. Они были коммунистами.

— Вот как? Интересно.

— Да уж куда интересней…

— Извини, Ганс.

— Никак не могу привыкнуть к псевдониму…

— Привычка — дело наживное.

— Согласен.

— Сейчас бы пива… Баварского, да?

— Предпочитаю чешское.

— Ты не патриот своей страны?

— Если вы в России покупаете автомобили из Германии, это тоже значит, что патриотизм в вас не очень воспитан?

— Ладно, ты прав… Ого!

Аппель удивленно взглянул на российского майора, поднявшего глаза в небо.

— Что такое? — И тоже поднял голову.

— Гляди, Ганс, какой орел! И парит медленно, совсем не взмахивая крыльями.

— Чует кровь…

— Ни хрена он сейчас не чует. Просто парит и высматривает добычу на земле… Красиво.

— Красиво. Но я не люблю птиц.

— Что так?

— Не люблю, и всё.

— А говоришь, русские странные… Как можно не любить птиц?.. Ладно, дело твое. Отдыхай!

Седов прошел к Коновалову:

— Как дела, Юра?

— У нас же нет ни имен, ни фамилий, ни званий, ни родины, — усмехнулся капитан.

— Да ладно. Мы же свои.

— Как дела… А как могут быть дела, когда паришься у этого богом забытого кишлака? Тоскливо, командир. И дернул же черт этого Карима приехать в Гермабад перед самым штурмом!

— Радуйся, что он не приехал позже.

— Но почему нас не предупредили об опасности?

— Недоработка разведки. С этим сейчас разбираются в Москве.

— Ну, здесь еще ладно, а вот если и в Афгане наши славные разведчики не доработают, то нам придется ой как нелегко.

— Не думай о грустном.

— Есть не думать о грустном… Буду думать о веселом.

— Только не смейся слишком громко.

— Ты бы поспал, Седой…

— Да, пожалуй, отдохну. Контролируй ситуацию. Где бы мне прилечь?..

— Вон у валуна тенек, нормальное место. Во сколько разбудить?

— Сам встану, как отдохну.

…В это время у объекта «арсенал» к старшему лейтенанту Грачеву, отдохнувшему в тени холма, подошел только что сменившийся с поста наблюдения старший лейтенант Шинкевич. Командир перовой штурмовой группы, открыв глаза, спросил:

— Тебе есть что сказать, Блондин?

— Ты не заметил, как внимательно Карим осматривал полосу проволочных и минных заграждений?

— Ну, и что?

— Я подумал, а не под сигнализацией ли проволока?

— От «колючки» проводов в караулку нет, а на столбах отсутствуют сирены.

— А если провод проложен под землей и сигнализация выведена на пульт начальника караула?

Грачев сел.

— Под землей, говоришь?