Небесные огни. Часть первая

На очередном занятии в школе у Ойгена Ленеманна к группе, изучающих русский язык, присоединился Манфред Остхоф, пожилой господин, немного хромавший и опиравшийся на трость при ходьбе.

Застольная беседа в македонском ресторане после урока незаметно перешла на тему о секретных военных технологиях в Третьем рейхе. И Манфред, державшийся до этого немного стесненно, поведал присутствующим весьма странную историю.

– До Второй мировой войны я жил в Нижней Силезии, где учился в университете города Бреслау, – начал рассказывать Остхоф. – Изучал минералологию и географию. На кафедре геологии нам читал лекции профессор Конрад Альтманн. Он же проводил с нами и полевые занятия. Это был человек большой эрудиции, научного кругозора, прекрасно разбиравшийся и в смежных дисциплинах – гидрологии, спелеологии, геоботанике, увлекавшийся альпинизмом. Своим энтузиазмом он заразил всех своих студентов и был непререкаемым авторитетом, личным примером для всех нас.

Когда началась война, я оставил учебу по семейным обстоятельствам и переехал жить в город Штрелен, где помогал своему отцу, работавшему ветеринаром и дрессировщиком собак. Я с детства любил животных и у меня получалось находить с ними общий язык. По молодости я серьезно повредил ногу и не подлежал призыву на военную службу. Мой отец по протекции одного из наших дальних родственников, служившего врачом в одной из частей СС, расквартированных неподалеку, получил долгосрочный контракт на подготовку служебных собак для частей СС и гестапо. Я стал помогать отцу, числясь служащим СС, как и он. У него не реквизировали для нужд армии небольшой автомобиль-фургон, приспособленный для перевозки собак и оказания им ветеринарной помощи. Номинально, он стал принадлежать государству, но фактически оставался в ведении нашей семьи. На нем мы объезжали все объекты СС и гестапо в окрестностях, где использовали собак. Мы знали, что наших псов применяют в концлагерях, но поделать с этим ничего не могли. Отказаться от дрессировки собак в интересах СС означало подписаться в собственной неблагонадежности и угодить в лагерь. Отец очень переживал, я по молодости лет все воспринимал более спокойно.

Осенью 1943 года в наших краях началось большое военное строительство и часть района стала запретной зоной для остальных жителей Германии. В Совиных горах стали возводить подземные сооружения для производства, как ходили слухи, нового секретного оружия. Весь рейх зарывался в землю и уходил под горы, перенося военные заводы в подземелья.

Рядом со строительством подземелий создали несколько концентрационных лагерей, заключенные которых тысячами работали под землей. Мы с отцом продолжали заниматься служебными собаками, объезжая лагеря и части СС, охранявшие это строительство в горах.

Летом 1944 года в один из дней, ранним утром, во время сильной грозы, в дверь нашего дома, стоявшего на окраине города, кто-то постучал.

Когда я открыл, то увидел профессора Альтманна, грязного, изнеможденного, в рваной лагерной робе каторжника.

Он попросил меня о помощи – съездить в один из соседних городов недалеко от нашего. Отказать ему я не мог. Накормив и переодев его, собрав кое-какую одежду и еду для его товарищей, с которыми он бежал из лагеря, я отвез профессора в лес, куда он просил. А потом доставил его и еще троих беглецов в город Бриг. Это было несложно. Наш фургон хорошо знали эсэсовцы на дорожных постах и никогда не проверяли. Формально, мы с отцом служили при СС.

Мой родственник, врач-эсэсовец, гостя у нас, рассказывал отцу, что его больные – техники и инженеры с подземного завода в Совинных горах, болели и умирали от излучения, сродни радиации, полученного на производстве. Помочь им он не мог. Видимо, тогда медицина мало знала об этом и была бессильна. Наверное, мой родственник был не в ладах со своей совестью и ему надо было кому-нибудь выговориться, чтобы облегчить душу.

Манфред прервал свой длинный рассказ. За столом воцарилась пауза.

– Я не сказал о главном, – продолжил он. – Мой родственник-врач, рассказывая о своих больных пациентах подземного завода в Совиных горах, утверждал, что они облучились от двигателей летательных аппаратов, которые там строили, имевших дискообразную форму. Еще он говорил, что эти дисколеты совершат революцию в вооружениях и принесут Германии победу в войне. Я не придал тогда этому большого значения. Все были сыты по горло тяготами войны и баснями Гебельса, наблюдая вокруг обратное его словам.