Небо и земля

Они пролетали над зеленой горной страной, над бурыми скалами, над холмами самой причудливой формы… Все время ловил себя Глеб на том, что подбирает сравнения: та гора похожа на верблюжий горб, и в самом деле горбится она над обрывом долины, словно вот-вот скатится вниз. Озеро, притаившееся неподалеку, кажется круглым, как колесо, — еще немного, и покатится оно вдогонку самолету…

Наблюдатель протянул Глебу записку. «Внизу артиллерия противника», — прочел Глеб.

Самолет Быкова шел теперь впереди.

Вскоре из-за озера, как из-за набежавшей волны, скользнула длинная тень. Сразу увидел Глеб нарядный маленький город, раскинувшийся на отлогих холмах.

Черновицы…

Снова небо поплыло в разноцветных разрывах шрапнели.

Самолеты сделали круг над городом и полетели обратно по старому маршруту.

Летели быстро, и Глеб вспомнил слова русского конструктора, сказанные еще до войны: «Дайте аэроплану скорость, и мы пустим в воздух вагоны».

«Мы люди того поколения, о котором через триста лет будут говорить с завистью, — думал Глеб, — ведь мы были чуть ли не повивальными бабками новой техники… Давно ли люди еще мечтали об аэропланах, на полет сбегались смотреть, как на чудо, а теперь без воздушной разведки не обходится уже ни одна большая военная операция… При Петре Великом новый флот начинался… Может быть, и наши самолеты сохранят со временем, как мы сохраняем теперь петровский старенький ботик?..»

Он думал о предстоящем бое, о друзьях и врагах, только о Наташе старался не вспоминать, словно боялся, вспомнив о ней, выпустить ручку. И острая боль утраты снова мучила его, как горький запах полыни, доносившийся, казалось, с далеких русских полей…

Вдруг он увидел метрах в четырехстах вражеский самолет. Он посмотрел в другую сторону. Еще два самолета.

Что ж, сегодняшний полет кончится боем… Наблюдатель бросил записочку: «Противник».

В самые первые дни войны летчики еще ничего не знали о воздушном бое. Два самолета воюющих армий, встречаясь в небе, расходились в разные стороны: люди, вооруженные карабинами, не могли драться в воздухе. Потом появилось новое оружие — пулеметы, и частыми стали воздушные бои.

Глеб крепко сжимал ручку. Сердито ревел мотор. Земля пролетала внизу, пестрая, как одеяло, сшитое из разноцветных кусочков.

Самолет Быкова набирал высоту; «ньюпор» Глеба тоже пополз вверх. Вражеские аэропланы скользили еще на развороте, а русские уже были высоко над ними.

«Я не сбиваю — меня собьют…» — вспомнил Глеб слова приятеля и выровнял самолет.

Почти одновременно с Быковым он взглянул на самый большой из трех аэропланов, летевший под ним, и тотчас начал пикировать на уже обстрелянного им противника.

«Если он возьмет кверху, — подумал Глеб, — мы протараним друг друга и погибнем оба».

Прошло несколько мгновений, они показались годами. Глеб выровнялся над самым «альбатросом».

«Альбатрос» накренился. Мгновенье, короткое и в то же время невыразимо длинное, «Альбатрос» неподвижно висел в воздухе, словно поддерживал его невидимый воздушный поток, и вдруг начал падать.

Вираж влево — и самолет Глеба попытался пойти на второй немецкий аэроплан… Но небо было чисто, и только самолет товарища летел рядом.

* * *

…Когда Глеб выходил из кабины, Быков, снизившийся первым, подбежал к нему, крепко обнял, улыбнулся:

— Карусель в глазах. До сих пор не опомнюсь… Бесконечным пике давил немца к земле…

— Два аэроплана сбиты, — сказал наблюдатель, — а третий сбежал.

Тентенников растерянно приветствовал приятелей, и сразу понял Быков, что волжский богатырь чем-то озабочен. (Наташа сидела в халупе летчиков и ждала мужа. Это и было причиной волнения Тентенникова.) Тентенников решил подготовить друзей к встрече с Наташей. Начал он подготовку с Быкова.

Обняв приятеля так крепко, что тот собирался уже рассердиться, Тентенников прошептал:

— Подзадержись-ка немного тут. Поговорить мне с Глебом надобно.

Быков удивился, но Тентенников отошел от него и, взяв под руку Глеба, повел его в халупу.

* * *

Сегодня в полдень Тентенников увидел женщину, которая медленно шла по тропе, ведущей к аэродрому. Она показалась Тентенникову знакомой, и все-таки не сразу узнал он Наташу.

Лицо её было сурово и строго, черный платок, низко надвинутый на брови, сильно старил её.

Тентенников пошел навстречу.

— Вы к Глебу? — спросил Тентенников, пожимая теплую руку Наташи. — Неудачно приехали: часа два назад они улетели.

— Кто? — спросила она испуганно. Остановившиеся глаза её показались Тентенникову страшными в ту минуту. Он повел её в халупу.

Наташа не высвободила своей руки из руки Тентенникова, только спросила снова:

— С кем улетел?

— С Быковым…

Наташа обрадованно вздохнула:

— Если с Быковым, я спокойна.

«Еще бы спокойнее ты была, если бы не путалась с Васильевым», — хотел сказать Тентенников, но, глядя на её сухие вздрагивающие губы, на поникшие плечи, на бледное осунувшееся лицо, промолчал.

— Вам нездоровится? — спросил Тентенников.

— Нет, почему же… Только прошу вас: ненадолго оставьте меня одну.

Покачав головой, он вышел из комнаты и вернулся только через полчаса.