Небо и земля

— Ты дальше слушай, — крепче нажимая на плечо партизана, сказал Тентенников. — Вот я и придумал, если, скажем, нам изменить путь отряда? Вместо того чтобы идти на Эмск с той стороны, где беляки таятся, обойти Эмск с юга, со стороны аэродрома?

— Вот теперь начинаю понимать! — отрывисто сказал Полевой. — Ну, ну, дальше давай!

— И вот мы так и условимся, что, в то время как вы будете к аэродрому подходить, мы на нем высадимся. Врасплох их застанем, и машины свои, которые к белякам перелетели, сразу вернем, и ихних самолетов немало захватим. Не успеют белые летчики убежать. Уж тогда мы и рассчитаемся с ними!

— Здорово придумано! — восторженно крикнул Быков. — Да мы и о Глебе разузнаем от пленных.

— Я — ас, победитель смерти, — не без самодовольства ответил Тентенников. — Еще когда я летал на самолете «блерио» с мотором «анзани», я и тогда слыл человеком смекалистым, а ведь потом и получше самолеты видел — работал с таким конструктором, как Григорович, а тот тугодумов терпеть не мог…

Полевой до того развеселился, что сам стал печь на угольках картошку для Тентенникова.

— Тебе нельзя такими пустяками заниматься, — с улыбкой говорил он. — Ты самый башковитый человек на свете.

— Еще бы! — гордо ответил летчик. — И горазд же я был на выдумку в молодые годы!

Он съел десяток картофелин, похвалил повара за гречневую кашу-размазню и развалился на сене.

— И ты, Петр, ложись, — сказал он Быкову. — Нам сегодня отоспаться надо, завтра день будет не из легких.

Тентенников сразу захрапел, заснул вскорости и Полевой, только Быков без сна коротал долгую осеннюю ночь.

«Молодец, молодец! — думал он, вспоминая о хитроумном замысле Тентенникова. — Глеб когда-то рассказывал о хитрости древнего царька, — имя его позабыл Быков, — который сумел ввести во вражеский город часть своего войска в деревянном коне. Так вот и мы на ихнем самолете во вражеский город вкатимся. И сразу: пожалуйте чай пить! Тентенников говорил всегда: «Я не почайпил, ты не почайпил» и ужасно этим словом смешил Лену. А она, бедная, тоже не спит, должно быть… В такие ночи луна светит скупо, словно считанными ковшами льет по небу свет. Оглянешься — и нет ничего вокруг, только кой-где ветки, как гнилушки, светятся, перевитые слабым, тающим светом. Так она всегда говорит. У неё и слова совсем не такие, как у нас с Кузьмой».

Он задремал на рассвете, и пригрезилось ему, будто звал его Глеб куда-то и манил окровавленной рукой.

— Иду, — громко сказал он, и чутко спавший Полевой сразу проснулся.

— Кто там крикнул спросонья?

— Это я…

— Ты? — удивился Полевой, окончательно просыпаясь. — С чего бы?

— Сам не пойму.

Полевой недоуменно покачал головой и сразу стал натягивать сапоги.

— Светает уже. Нельзя больше спать… Пойду проверю, дан ли овес лошадям. Сегодня день будет трудный — надо их ублажить из последнего.

Он вернулся вскоре и стал будить Тентенникова.

— Уже летим? — спросил летчик, не открывая глаз.

— Скоро вылетаем. Вставай!

— Угу, — отозвался Тентенников, перевернулся на другой бок и снова захрапел.

— Теперь с ним сладу не будет, — сказал Быков. — Ну и горазд же спать!

— А мы его за ноги из шалаша вытащим, — отозвался Полевой.

Стали тащить Тентенникова за ноги, но он только улыбался, словно сон хороший видел.

— Ату! — закричал Полевой, наклонясь к самому уху Тентенникова.

Тот сразу вскочил как встрепанный и, ухватив партизана за рукав, сказал сердито:

— Ты что словно сваха с метлой по двору скачешь!..

Протирая кулаками глаза, позевывая и потягиваясь, но все больше и больше гневаясь на Полевого, Тентенников крикнул:

— Да знаешь ли ты, что человеку без сна и жить на свете не стоит?

— Так вот всегда, — сказал Быков. — Очень сердит спросонья. И если не поест долго, тоже гневается. Коли будешь его неделю подряд с постели стаскивать, так и знай — врагом твоим станет.

— Точно, — признался Тентенников. — Ну спит человек, ну чем он тебе мешает? Дай ему, в конце концов, поспать! Тебе самому разве легче, если приятель без сна мыкается?

— Черт с тобой, спи! — рассердился Полевой. — Я тебе тоже не нянька.

— И давно бы так, — ответил Тентенников, снова забираясь в шалаш и укладываясь поудобнее.

— Горазд спать твой приятель, — промолвил Полевой, прислушиваясь к могучему храпу Тентенникова.

— У него это называется «оторвать». Если поспит как следует, обязательно встанет, почесываясь, и сразу же промолвит: «Хорошо оторвал часов под пятнадцать».

— Так, стало быть, и не проснется сегодня? — удивился Полевой.

Вдруг из шалашика послышался глубокий вздох, кашель, и Тентенников сиплым голосом торжественно провозгласил:

— Ну и оторвал же сегодня! Прямо пухнуть начал со сна.

— Куда тебе больше пухнуть? — огрызнулся Полевой.

— И отчего чешешься со сна? — примирительно спросил Тентенников. — У докторов спрашивал. Говорят неправдоподобно: наклонность есть к ожирению. А почему полный человек больше должен чесаться? Невразумительно.

Полевой только сплевывал, не отвечая. Тентенников выполз из шалашика.

— Чего вы молчите? — удивился он, подходя к Быкову.

— Ты Полевого обидел. Как стали тебя будить, ты его ногой в живот двинул.