Небо Монтаны

Они прошли через загон и завернули к нему во двор. Перед тем как открыть дверь, Адам автоматически вытер ноги о коврик.На кухне уютно пахло свежезаваренным кофе, но было сумрачно, и Адам включил свет.

— Садись, я сейчас налью, — сказала Лили.

— Нет. — Он загородил ей дорогу, но по-прежнему не касался ее. — Ты садись, я сам все сделаю.

— Ты сердишься? — спросила Лили, ненавидя себя за страх, прозвучавший в ее голосе. Почему она так боится мужчин? Даже этого, который ничего плохого ей не сделает. — Извини…

— За что? — выкрикнул Адам, не в силах сдержаться. Лили попятилась.

— Какого черта ты все время извиняешься? За что?

— За то, что я тебе ничего не рассказывала.

— Ты и не обязана была мне что-либо рассказывать.

Он с силой захлопнул дверцу шкафа и заметил, что Лили вжала I голову в плечи.

— Перестань ты всего пугаться!

Он закрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул.

— Не нужно меня бояться, Лили. Я скорее отрублю себе руку, чем ударю тебя.

— Я знаю. — У нее на глазах выступили слезы, и Лили отчаянно заморгала. — Сердцем я это знаю. Но что делать с мозгом? Я стольким тебе обязана… — Она подошла к круглому кухонному столу, на котором в простой белой вазе лежали румяные яблоки. — Я должна была быть с тобой откровенной. Ведь ты мой друг, мой якорь. С тех пор, как я поселилась здесь, ты стал самым важным человеком в моей жизни.

— Ты мне ничем не обязана, — устало сказал Адам. — За дружбу не платят.

— Я знаю, ты ко мне неравнодушен. — Она судорожно вздохнула, и Адам медленно повернулся к ней. — Сначала я думала, что это… ну, как обычно бывает с мужчинами.

Лили нервно провела рукой по волосам, подтянула джинсы.

— Но ты никогда не навязывался мне, никогда не приставал, не пытался воспользоваться моей зависимостью. Ты не представляешь, как это ужасно — уступать мужчине только потому, что не хочешь его обидеть. Это унизительно… Я должна многое тебе рассказать.

Она не могла смотреть ему в глаза и отвернулась.

— Начну с Джесса. Можно я пока буду готовить завтрак? Адам застыл с чашкой в руке:

— Что-что?

— Мне будет легче говорить, если я что-то делаю. Иначе у меня слова застрянут в горле.

Адам поставил чашку, сел за стол. Если ей так удобней — пусть.

— В холодильнике бекон и яйца.

Она шумно вздохнула.

— Хорошо.

Налила ему кофе, по-прежнему не глядя в глаза.

— Кое-что я тебе рассказывала. Про то, как работала учительницей. Понимаешь, я никогда не была такой умной и способной, как моя мать. Она просто поразительная женщина. Такая сильная, полная жизни. Мне было лет двенадцать, когда я впервые увидела ее плачущей. Она рассказывала подруге о моем отце. Как раз перед этим мать познакомилась с моим будущим отчимом и очень боялась, что из этого ничего не получится. Она говорила подруге, что предпочитает быть одна, не хочет снова раскрываться перед мужчиной. Еще она рассказывала, как отец выгнал ее из дома, хотя она его очень любила. Он выставил ее за дверь, потому что она не смогла родить ему сына.

Адам молчал. Лили переворачивала на сковородке шипящие кусочки бекона.

— И я поняла, что мать стала несчастной из-за меня.

— Какая чушь. Виноват во всем только Джек Мэрси. — Сердцем я это знаю, — улыбнулась Лили. — Но что делать с головой? В общем, этот разговор я не забыла. Два года спустя мать все-таки вышла замуж. Они с отчимом очень счастливы. Он замечательный человек. Со мной, правда, он был строг. Не жесток, а именно строг. И все время держал дистанцию. Понимаешь, он любил мать, а не меня. Я досталась ему в качестве нагрузки. Он желал мне добра, заботился обо мне, но между нами не было добрых, родственных отношений. Для этого я была уже слишком большой.

— И ты, должно быть, очень тосковала по отцовской ласке.

— «Тосковала» — не то слово. — Она взбивала яйца в миске. — Потом я наслушалась от психоаналитиков, в чем суть моей проблемы. У меня никогда не было хороших, доверительных отношений с мужчиной. В детстве я не чувствовала, что нужна мужчине — сначала отцу, потом отчиму. Поэтому в школе я была очень застенчивой, особенно с мальчиками. На свидания почти не ходила, все время только училась, училась.

Она улыбнулась чуть менее скованно, натирая сыр.