Саркастическое замечание ничуть не смутило Хэмилтона Доусона. Когда-то он учил Уиллу кататься на пони, не раз залечивал ей царапины и ушибы, когда она падала из седла. Это он преподал ей науку ковбойской жизни: как орудовать лассо, как стрелять из винтовки, как освежевать оленя.Хэм неторопливо затянулся, выпустил из-под седой бороды облачко дыма и неспешно сказал:— Добрый… вечер.
— Я хочу, чтобы ты проверил, в порядке ли изгородь на северо-западном участке.
— Проверено, — лаконично ответил Хэм.
Он был коренаст, плечист, кривоног. На ранчо Хэм был кем-то вроде управляющего и, по его разумению, разбирался в делах не хуже, чем девчонка.— Отправил туда ремонтную бригаду. Брюстер и Маринад на горном пастбище. Мы потеряли там пару коров. Похоже, кугуар поработал. Ничего, Брюстер с ним разберется. Этот парень любит пострелять.
— Я поговорю с ним, когда он вернется.
— Само собой. — Хэм выпрямился, поправил на голове серый блин, который считался у него шляпой. — Пора телят отгонять.
— Да, помню.
Хэм в этом не сомневался, но все же удовлетворенно кивнул.— Поеду, проверю, как ремонтники поработали. Жалко, что с твоим стариком так вышло.
Уилла знала, что эти простые слова, произнесенные в самом конце разговора, честнее и искренней, чем цветистые соболезнования, которыми ее потчевали на похоронах.— Я тоже потом загляну туда.
Хэм кивнул ей и собеседнику и, шагая вразвалочку, направился к лошади.— Как ты, Уилл, держишься? — спросил второй мужчина. Она пожала плечами, удивляясь на себя, что никак не может решиться на серьезный и важный разговор.
— Знаешь, давай лучше завтра, — сказала она. — Завтра будет легче. Как по-твоему?
Нэйт отлично знал, что завтра легче не будет, но ничего не сказал. Отхлебнул пива, вздохнул. Он приехал сюда из-за Уиллы. Нэйт Торренс был другом, соседом, скотоводом, а также адвокатом, который вел дела Джека Мэрси. Нэйт с тоской подумал о завтрашнем дне. Уиллу ждет тяжелый удар.— Пошли пройдемся. — Он поставил бутылку на перила, взял Уиллу под руку. — Хочется ноги размять.
Ноги у Торренса были длинные. К семнадцати годам он вымахал на шесть футов два дюйма, но на этом не остановился. Теперь, в тридцать три года, Нэйт имел шесть футов и шесть дюймов, да к тому же еще был тощ, как оглобля. Пшеничные патлы свисали из-под шляпы на глаза, а глаза были такими же синими, как монтанское небо. Лицо адвоката было обветренным и загорелым. Длинные руки со здоровенными пятернями, огромные ступни. При всем при этом Нэйт умудрялся двигаться с поразительной грациозностью.Он был похож на ковбоя, ходил ковбойской походкой, но сердце у Нэйта было нежное. По крайней мере в том, что касалось его семьи, его лошадей и стихов Китса. Однако, когда речь заходила о делах юридических, Нэйт был тверже гранита. Здесь все для него было просто, все делилось на две категории: правильно или неправильно.К Уилле Мэрси относился с искренней симпатией и очень мучился из-за того, что придется подвергнуть ее тяжкому испытанию.