Небо над Дарджилингом

От Мохана Тайида Хелена научилась не только изъясняться на хиндустани[3]. Он познакомил ее с многочисленными божествами индийского пантеона, их характерами и символикой, вошедшей в обычаи и быт местных народов, в их костюмы и ритуалы и богатый религиозными праздниками тринадцатимесячный лунный календарь. Мохан Тайид рассказывал Хелене историю этой страны и каждого ее региона в отдельности: о борьбе моголов и махараджи, о завоевании побережья французами и португальцами в семнадцатом столетии и, наконец, о вторжении британцев, которые, начав с Бенгалии, постепенно подчинили себе почти весь полуостров.

Порой вечерами Хелена и Джейсон с разинутыми ртами внимали рассказам Мохана о Раме и его прекрасной супруге, о Раване, князе демонов, похитившем Ситу, и освободившей ее божественной обезьяне Ханумане. О победе древнего героя Индры над великаном Вритрой, который хотел ввергнуть мир в пучину хаоса и беззакония; о хитрости божественного слона Ганеши, который, будучи тучным и малоподвижным, вступил в состязание со своим проворным братом Скандой – кто быстрее обежит вокруг всего мира. И пока братец погонял ездового павлина, Ганеша покружил вокруг своих родителей Шивы и Парвати и объявил себя победителем. И не без оснований: ведь Шива и Парвати и есть вся вселенная.

Потом Мохан поведал истории о самих Шиве и Парвати, о Кришне и воине Арджуне. Хелене, которую мало наставляли в христианской вере, эти истории казались хорошо знакомыми. Еще бы, ведь они напоминали ей греческие мифы, которые когда-то теплыми летними вечерами, под неумолчный стрекот цикад, в домике с пропахшими тимьяном и олеандром стенами рассказывал отец. Поэтому истории Мохана действовали на Хелену успокаивающе.

Хотя стояла середина декабря, ночи были на удивление теплыми. Мохан Тайид и Хелена сидели в дальнем углу палубы, где не чувствовался резкий встречный ветер. «Калика» бесшумно рассекала черную, как чернила, воду. Лишь шелест пены за кормой выдавал, как стремительно неслась она к своей цели. Над палубой раскачивались тусклые стеклянные фонари, а за бортом расстилалась безбрежная ночь, и до звезд на черном небе, казалось, было рукой подать.

Хелена сделала глоток. От напитка исходил сладковатый, с ноткой спелых фруктов аромат, подчеркнутый апельсиновой долькой на дне тонкой фарфоровой чашки. В тусклом свете фонарей все вокруг казалось подернутым серебристо-золотой дымкой, однако Хелена знала, что цвет чая – медный, а не мутно-коричневый, как у жидкости, которую они пили в Корнуолле.

– Вам нравится?

Хелена кивнула:

– Восхитительно.

– Это чай второго урожая, – пояснил Мохан. – Его собирают между июнем и августом – время жаркого солнца и летних муссонов. – Он посмотрел на Хелену и добавил: – Этот сорт из Шикхары.

«Шикхара», – повторила про себя Хелена. Что-то загадочное слышалось не то в самом этом слове, не то в том, как Мохан его произносил.

– Плантация господина Невилла к северо-востоку от Дарджилинга, – пояснил индус.

– Что означает шикхара? – спросила Хелена.

Она знала, что в хиндустани, как и в санскрите – древнейшем языке священных индуистских текстов, слова часто имеют глубинный, внутренний смысл и несут в себе скрытую символику.

– Трудно перевести однозначно, – ответил Мохан и задумался. – На хиндустани шикар означает охота, шикари – охотник. В Гималаях встречаются храмы, по форме напоминающие горные вершины, их называют шикхара – охотничьи храмы. То есть шикхар

– это и охота, и горы, и архитектурный стиль.

«Храм – кому? Охота – на кого?» – пронеслось в голове Хелены.

– И как там? – вместо этого спросила она вслух.

– Ах! – Лицо индуса расплылось в улыбке, и в темноте блеснули ослепительно-белые зубы. – Если рай на Земле возможен, то он в Шикхаре. К северу от нее высятся покрытые снегом хребты Гималаев, а под ними расстилаются поросшие лесом холмы, перемежающиеся с плантациями чая. Чистый, прохладный воздух пахнет зеленью и тропическими цветами. И все это погружено в вечную, ничем не нарушаемую тишину, словно сам Бог, к которому мы, индусы, так близки в Гималаях, благословил ею Шикхару. Сам дом выстроен в характерном для Гималаев архитектурном стиле. Дорогое дерево, ковры, произведения прикладного искусства – вы же знаете вкус Яна.

– Да, – кивнула Хелена.