Небо над Дарджилингом

Через некоторое время в дверь тихо постучали, и Хелена, откинув с лица пряди растрепанных волос, вытерла последние слезы. Она удивилась, увидев перед собой Шушилу. Нежно-желтое сари с зеленой каймой подчеркивало медный цвет кожи молодой индианки. У Хелены не было сил злиться на нее. Шушилу, конечно же, прислал Мохан, и это казалось Хелене самым унизительным. Служанке, похоже, тоже было не по себе. Изучая ее из-под полуприкрытых век, Хелена вдруг поняла, что та ее боится, что с замиранием сердца ожидает вспышки гнева, удара или того, что ей просто укажут на дверь. Не говоря ни слова, Хелена уронила голову на руки и снова залилась слезами.

– Тссс… – Шушила приложила палец к губам и направилась к Хелене. – Не надо плакать, мемсахиб.

Осторожно вынув из волос Хелены искусственные цветы и шпильки, индианка принялась расчесывать спутанные пряди гребнем. Она долго молчала, прежде чем Хелена услышала тихий голос, медленно и отчетливо выговаривающий слова:

– Вы не должны думать о хузуре плохо. Иногда он бывает злым, но это не надолго. Он – хороший господин, и все мы его любим. Хузур никогда не бьет нас и платит за работу больше, чем другие. Каждый в этом доме благодарен ему и рад на него работать. Особенно я… – Она запнулась, как будто ей нужно было собраться с духом, прежде чем продолжить. – Родители продали меня еще в раннем детстве, нам, детям, не хватало денег на еду. Я выросла в притоне на одном из базаров Калькутты и, когда подросла, стала там работать. Меня часто били, потому что мужчины злились на меня. Однажды мне пришлось особенно тяжело, и хузур с другим сахибом увидели это. Они заплатили моему хозяину гораздо больше, чем я стоила, и хузур взял меня в свой дом в Калькутте. Он хорошо накормил меня, дал много красивой одежды, а взамен попросил всего-то помогать на кухне. А когда он переехал сюда, то взял меня с собой. Он никогда ничего от меня не требовал как от женщины, хотя иногда мне хотелось бы… Трудно устоять перед таким мужчиной, как хузур.

Шушила снова замолчала. Жалость к несчастной индианке и гордость за Яна, жгучая ревность и чувство благодарности – все смешалось в болезненно сжавшемся в комок сердце Хелены. Стараясь не выдавать смущения, мемсахиб подняла голову и сразу поймала в зеркале взгляд Шушилы. Та пристыженно, словно ее в чем-то уличили, опустила глаза и снова вернулась к прическе.

– Нет, я не смела мечтать о большем, – вздохнула она. – Он и без того дал мне слишком много. Хузур обещал отпустить меня, если я встречу подходящего мужчину, и даже дать хорошее приданое. Конечно, я слышала, что хузур навещает светлокожих женщин и в Калькутте, и в Лондоне. Однако, как ни следила, ни одной из них я не видела в глаза. Когда однажды я спросила его, почему у него нет мемсахиб, он рассмеялся. Потому что нет ни одной, которая могла бы вынести его, сказал он, и ни одной, которая бы быстро ему не наскучила. И потом, когда пришла телеграмма, – индианка с трудом выговорила это английское слово, – где хузур велел мне приготовить эту комнату, я поняла, что он нашел свою мемсахиб. – Она вздохнула, сняла с расчески волосы и бережно опустила их в мусорную корзину. – А когда я впервые увидела вас в Бомбее, мне стало ясно, что хузур не ошибся в выборе… И что теперь мне никогда не удастся заполучить его даже на одну ночь, – шепотом добавила Шушила и положила гребень. – Мне помочь вам одеться? – как ни в чем не бывало спросила она через некоторое время.

Хелена покачала головой. Индианка коротко поклонилась и посеменила к выходу. У двери она еще раз обернулась.

– Хузур никогда не хотел внебрачных детей, – сказала она. – «Дети удовольствия» – это не для него. Хотя иногда я ничего не желала так, как иметь от него ребенка…

Она уже открыла дверь, когда услышала за спиной свое имя.

– Шушила! – Некоторое время Хелена напряженно смотрела на нее, словно подбирала слова. – Спасибо, – сказала она наконец.

Индианка поклонилась, сложив перед грудью ладони, и закрыла за собой дверь.

Хелена устало посмотрела в зеркало. Ее лицо опухло от слез, глаза покраснели. Ее глубоко тронула судьба Шушилы, теперь Хелена стыдилась и своих подозрений, и своей ревности. «В конце концов, это поправимо, – думала она. – Ведь Шушила не сердится на меня за то, что я лишила ее последней надежды в отношении Яна». Она вспомнила смиренное лицо индианки. Разумеется, Хелена знала, что Ян далеко не невинен. И она ревновала его к каждой женщине, какими бы безымянными и безликими они ни были, и думала о них каждый раз, когда видела и ласкала его. Тем не менее он женился на ней, на вздорной, непривлекательной девчонке, которая, казалось, не могла дать ему ничего такого, чего бы у него не было. Он, такой могущественный, красивый, богатый… Почему?