Небо над дорогой

Всё это хозяйство было на вид целым, но непонятным, холодным, мёртвым и пыльным. Отсутствовал только центральный фрагмент консоли управления — из панели перед штурвалом и рычагами кто-то аккуратно извлёк большой квадратный прибор. От него осталось зияющее пустотой место с торчащими в воздухе серо-графитными тонкими шинками. Что это было — оставалось только гадать. Надеюсь, не самая важная деталь.

— Ты уже понял, как он работает? — с надеждой спросил Артём.

— Нет. И, возможно, никогда не пойму. Меня даже лампы здешние ставят в тупик, — признался я. Вот, посмотри…

Мы сидели в помещении за кокпитом, которое, судя по всему, было небольшой кают-компанией для команды управления. В центре гондолы есть ещё одна, большая, с длинным столом человек на тридцать, но там слишком пусто, просторно и пафосно. Здесь уютнее.

Я, ослабив мультитулом (обычным «лезерманом», не УИном) защёлки, снял изящный стеклянный плафон настольной лампы с его витого латунного основания. Под ним в пружинном зажиме зафиксирована… ну, допустим, лампочка. Будем звать её так. Дутая из прозрачного стекла колба, внутри которой непривычный дырчатый элемент.

— Это — лампочка! — изобразил я собой Капитана Очевидность. — Похожая на тёрку для чеснока хрень у неё внутри должна греться и светиться, как спираль в наших лампах накаливания.

— Понятно, — кивнул Артём.

— Завидую, — съехидничал я, — потому что мне непонятно. Я даже представить себе не могу, что её должно накалять и как! Здесь нет проводов! Тут вообще нигде нет проводов! Смотри сюда…

Я отщёлкнул пружинный держатель и вынул лампочку. Её нижняя часть представляет собой металлический плоский контакт-цоколь, как у наших — только он не резьбовой, а прижимной. Но это полбеды. Он один, а не два, как в цоколе наших лампочек, и он прижимается к тонкой серой полоске из неизвестного материала. Такими полосками пронизаны все здешние системы, и я бы предположил, что они исполняют роль проводов — но они не проводят электричество, в чём я убедился при помощи батарейки и лампочки из фонарика.

— Энергия для нагрева элемента накаливания подаётся через основание лампы, — продолжил я делиться своими открытиями. — Сначала я подумал, что она стационарная, но потом сообразил, что это не совсем так…

Я показал на латунную подпружиненную кнопочку в широком деревянном постаменте лампы. Нажал, освободил фиксатор и торжествующе поднял лампу над столом. Под ней из столешницы торчит небольшой, размером с фалангу большого пальца шпенёк с боковой лыской и горизонтальной прорезью.

— Смотри, такие же вот тут и вот тут, — я показал аналогичные шпеньки на столешнице, — значит, можно туда переставить лампу.

Я продемонстрировал — поставил лампу вместо центра на край и защёлкнул, утопив фиксатор в основании.

— Ставлю лампочку и плафон на место… — я быстро собрал устройство, как было. — Теперь она будет гореть тут. Если, конечно, я смогу понять, от чего она вообще горит…

Пока что мы сидели при свете фонарика. И никаких идей, как зажечь свет, у меня не было. Поэтому еду приготовили, как дикари, на походной газовой плитке с баллончиком, водружённой на роскошную большую плиту здешнего камбуза, нагревательные элементы которой оставались такой же загадкой. Эли я будить не стал — пусть лучше выспится, всё равно каша с тушёнкой ей не нравится. Скормлю ей сладких батончиков.

Кстати, продуктов у нас в обрез, а ведь ещё обратно тащиться… Взбодрив себя кофе, полез ковыряться дальше, стараясь настроиться на оптимизм. Что один механик сделал, в том другой механик завсегда разберётся. Должен разобраться. Обязан.

Помогла мне, смешно сказать, сантехника. С одной стороны, я был мотивирован тем, что Эли скоро проснётся и начнёт капризничать от невозможности помыться, портя мне и без того не радужное настроение, с другой — логично начать разбираться в системах с той, которая хотя бы оконечными интерфейсами понятна. Что может быть понятнее унитаза?