Небо остается...

Васильцов вошел в залец с маленьким роялем в углу, журнальным столикам и двумя креслами, обитыми темно-бордовой материей, и вдруг увидел Анатолия Жиленко с Олей. Жиленко был явно в ширпотребовском костюме, узковатом в плечах и с клешем. На Оле голубело вязаное платье, облегающее ее стройную фигуру.

Мужчины обнялись, на мгновение застыв, Оля со стеснительной улыбкой протянула Максиму узкую ладонь. Но он не довольствовался рукопожатием, а обнял и поцеловал Олю. Милое лицо ее порозовело.

Они вышли на горбатую улицу, с такими же белыми домиками, как лермонтовский.

— Ты кто? — спросил Максим, неотрывно глядя на Анатолия.

— Командир артполка.

— Ого! Майор?

Синие глаза на загорелом лице Анатолия весело засветились:

— Бери выше, майором в Берлине был… Вот привез женушку подлечить, — он нежно притянул к себе Олю, и она зарделась, посмотрела на мужа влюбленно, — а своих двух башибузуков мы подбросили моей маме, она в этих краях живет, в станице Староминской… Завтра уезжаем. Я, если артиллерийский бог даст, в этом году в академию поступлю… А ты кто? — спросил Анатолий, тоном подражая Максиму.

— Изгнанный отовсюду.

Васильцов кратко рассказал уже осточертевшую ему институтскую историю.

— Ну не гадство ли! — возмущенно, по-мальчишески воскликнул Жиленко, выслушав его. — Не было там меня. Выпустил бы пару снарядиков по этой компании… Где бы нам посидеть?

Они нашли затрапезный ресторан у вокзала, с полосками липучки для мух, висящими на дверях и окнах, с пятнистыми скатертями, и выпили за встречу, за то, чтобы у Максима кончились все его беды… Жиленко рассказал, как после войны «рванул в Акмолинск», а Оля — о своей встрече в Польше, когда Анатолий служил там, с Ядвигой, спасшей ее в лагере.

Встреча была очень неожиданной. Скворцова переходила улицу большого города, когда вдруг увидела Ядвигу. Живую Ядвигу! Ошибки быть не могло: густо-янтарные глаза, маленький, вздернутый нос на добром лице.

И Ядвига сразу узнала Олю, — бросилась к ней. Здесь же, на проезжей части улицы, они стали обниматься, целоваться. Слезы текли по их щекам. Наконец, расслышав гудки остановившихся машин, с трудом оторвались друг от друга.

— Старшенький наш, Толик, растет болезненным, — огорченно говорил Жиленко, — позвоночник у него искривлен, но мы его упорно лечим.

У него мелькнула мысль: «Может быть, словно между прочим, предложить Оле походить по магазинам, а в это время рассказать Максиму историю „немчика“?» Но решил; что нет, пусть тайна останется тайной.

Трудно ему дался этот мальчишка. В чем-то надо было каждодневно переступать через себя. Это оказалось сложнее, чем он предполагал. Но когда разглядел, как мучается Оля, заметил, что она не спит по ночам, свое стало неважным… Однажды, перед его отъездом на новое место назначения, Оля сказала:

— Я, пожалуй, мальчика оставлю у мамы.

Анатолий впервые накричал на нее:

— Сын поедет с нами!

Но кричал-то на себя, не на нее.

…Еще война не кончилась, а он посылал матери письмо за письмом: были у нее его жена с сыном? Мать отвечала, что нет, не были. Тогда Анатолий, получив летом сорок пятого двухнедельный отпуск, отправился в Акмолинск.

Город оказался очень провинциальным, с широкими улицами, низкорослыми домами, акациями, припудренными пылью. Адреса Оли он не знал, но все же разыскал ее довольно быстро — в домике с редким палисадником, на окраине.

В двух комнатах, обставленных очень скромно, жили родители Оли. Отец, Афанасий Матвеевич, — худой, со впалыми щеками, туго обтянутыми кожей висками, кадыком на длинной шее, и мать, Анна Петровна, — коротышка с белыми волосами и загорелым лицом. Жила с ними еще и младшая дочь, Тося, очень похожая на Олю, какой она появилась в артполку.

Маленький Толик — рыжий, на кривых рахитичных ножках, — увидя Жиленко, бросился к нему: «Папа!» — обхватил ногу.

Родители Оли сначала отнеслись к Анатолию настороженно-сдержанно. Но Анатолий расположил их к себе общительностью, открытостью, смехом до слез. Даже не верилось, что у них в доме — Герой Советского Союза, штурмовавший рейхстаг. Афанасий Матвеевич умудрился затащить Героя в свою школу, где был директором, на встречу с ребятами.

Оля уже немного отошла, от потрясений, работала медсестрой в больнице, но с Анатолием держалась застенчиво, только временами, когда полагала, что он этого не заметит, на мгновение останавливала на нем любящий взгляд.

Анатолий настоял на том, чтобы они оформили в загсе брак, уезжая, оставил денежный аттестат и договорился с Олей и ее родителями, что, как только получит назначение — его оставили в кадрах, — приедет домой за женой и сыном, заберет их к себе.

…На следующее утро Васильцов пришел на пятигорский перрон провожать супругов Жиленко. Пронесли на носилках человека с забинтованными руками и ногами, пробежала медсестра в белом халате и туфлях на высоком каблуке.

— Давай запишем адреса, — спохватился Анатолий, — если мой, дай-то артиллерийский бог, изменится, я сообщу. Захочешь приехать — будешь недалеко от меня сидеть и работать… — Улыбнулся: — Как-нибудь прокормлю…