Небо с овчинку

Вскоре на столе появились курица — гриль, картофель-пюре, квашеная капуста и несколько кусочков хлеба. Олег позвал рассматривающего в другой комнате рисунки Константина, и мы принялись обедать. А когда на тарелках остались одни косточки и крошки, стали пить кофе. Попивая свой любимый напиток, я размышляла: могла ли Ольга Туркина уехать из Тарасова к тетке?

По всему выходило, что могла. Причем, если та, допустим, позвонила и вызвала ее срочно, девушка просто не сумела никого предупредить о своем отъезде. Сейчас же она просто ухаживает за больной теткой и не может ни с кем связаться. Дома телефона нет, на работе тоже, номера друзей она может и не помнить. Так что, похоже, придется наведаться в эту Поклеповку.

От размышлений меня отвлек вопрос Олега:

— Я хотел спросить, как там… меня все еще ищут? Ну, те типы?

— Не то слово! На нас вчера только напали, — ответил за меня Константин и тут же стал засыпать художника вопросами: — Так это, значит, из-за тебя? А что ты им такого сделал? Кому-то врезал? Обчистил?

— Может, ты не будешь вмешиваться в разговоры взрослых? — осадила я мальчишку. — Или забыл уже, что мне обещал?

— Да, но тут и меня дело касается. Я из-за него чуть не погиб, — не желал утихомириться Костик. — Должен же я иметь представление, за что страдаю.

— Иди-ка ты в комнату, страдалец, — предложила я и почти выпихнула мальца из кухни.

Затем кратко пересказала Степанову все свои приключения в гостях у Форсова, и потом Олег слушал молча и лишь изредка глубоко и тяжело вздыхал. Когда же я завершила свой рассказ, убитым голосом произнес:

— Похоже, мне так и придется скрываться от них всю жизнь.

— Ну, почему же, милиция за них уже взялась. Вам осталось лишь помочь ей. Если возникнет такое желание, вот телефончик.

Я вырвала из своей записной книжки один листок, начеркала на нем телефон Кири, то есть подполковника Кирьянова Владимира Сергеевича, и протянула его Степанову. Тот, не глядя, сунул листок себе в карман. На этом наш разговор был исчерпан. Олег занялся мытьем посуды, а я, прихватив с собой мальчишку, покинула квартиру. Теперь наш путь лежал в места, лежащие недалеко от Тарасова, — в деревню Поклеповку.

* * *

Деревенька с таким интересным названием оказалась не такой маленькой, как я себе сначала представляла. Сто с лишним домов живописно располагались вокруг небольшого пруда, окруженного с одной стороны леском, а с другой — полем. Дворики в деревне были очень чистыми и ухоженными, с красивыми садами. Это вам не Тарасов, где фруктовые деревья большая редкость, ну разве что за исключением Трубного района, где располагается частный сектор и к домам прилагаются еще и дворики.

Единственным недостатком деревни была дорога. Она оказалась обыкновенной грунтовой, а такая во время дождя наверняка превращается в грязное месиво. Хорошо еще, что сегодня солнечно и сухо.

Я подъехала к самому первому на моем пути дому, остановила машину и стала высматривать кого-нибудь из коренных жителей села. У них я планировала узнать, какой дом принадлежит Степаниде Федоровне, фамилия которой мне пока еще была неизвестна.

Учитывая то, что только-только наступила вторая половина дня, все трудоспособное население деревни скорее всего находилось на работе. Улицы Поклеповки были пустыми и безлюдными. В поле моего зрения попались только дети, причем слишком маленькие, чтобы помнить кого-то по именам.

— Вон дедок какой-то, — первым увидев старичка, дремлющего на лавочке у дома, воскликнул Костик. — Может, он знает.

— Сейчас проверим, — выходя из машины, ответила я.

Затем направилась к дедушке. Последний уже давно заметил в деревне посторонних лиц и пристально, я бы даже сказала, оценивающе рассматривал нас. Что он там себе думал, меня как-то не особо интересовало. Подойдя к деду поближе, я поздоровалась и спросила:

— Скажите, пожалуйста, живет ли в вашей деревне женщина по имени Степанида Федоровна? К сожалению, ее фамилии я не знаю, но, может быть, вы и так знаете. Она уже немолодая.

— Стешка? Есть такая, и не одна, — часто замотав головой, произнес старичок.

Он весь был каким-то скрюченным. Лицо его покрывали глубокие морщины, от чего черты как-то терялись, и сложно было представить, каким он был раньше. На голове у дедка красовалась чуть ли не зимняя шапка, а одет он был в старую клетчатую рубаху с оторванными карманами, а также в темные штаны, заправленные в теплые носки. А обувью для дедка являлись галоши.

Нечто аналогичное можно увидеть в любой другой русской деревне — старики везде одинаковые. Под старость они начинают мерзнуть, несмотря на то что на улице стоит жара.

— Вам которую надобно? — полюбопытствовал дед через пару минут.

— Которая Федоровна, — предположив, что дедок немного глуховат, повторила чуть громче.

— Ах, эта? Знаю, знаю, — вновь зачастил дед. — Ее хата с того краю вторая.

Он ткнул пальцем в правую сторону и закашлялся.

— Спасибо, — торопливо покидая старичка, бросила я.