Небо сингулярности

Конечно, мало кто из людей будет даже рассматривать возможность нарушения закона причинности без очень серьезной очевидной угрозы. Можно задуматься: что делают невидимые помощники Эсхатона, чтобы предотвратить нарушение причинности перед лицом такой угрозы? В этот момент у них может оказаться раздвоение лояльности: требование защищать первый закон человеческого космоса и в то же время нежелание отдавать заблудших, но все же собратьев по человечеству в когти огромного зла. В этих условиях я полагаю несомненным, что Эсхатон велит своим агентам соблюсти интересы своих собратьев по человечеству сразу же после предотвращения распада ткани самого пространства-времени. Эсхатон – Бог не сострадательный, быть может, но практичный, не желающий, чтобы инструменты его ломались в работе. Тем не менее ключевой вопрос остается таким: какая сторона виновата меньше? Это уводит нас глубоко в дебри этики, где гуляет просто фестиваль неоднозначности. И все, что мы можем сделать – это надеяться, что тайные помощники выберут правильно, иначе последствия критики будут весьма суровы.

Мартин сел на койку и почесал в затылке.

– И что это фигня вообще значит? – буркнул он.

СЕМИОТИЧЕСКАЯ ВОЙНА

У адмирала выдался плохой день.

– Да лопни твои глаза, убери ты от меня руки! – рявкнул он на денщика.

Робард, не обращая внимания, продолжал его поднимать. Дряблое тело Курца не было способно к сопротивлению, когда слуга посадил его и подставил подушки под спину.

– Я тебя наружу выведу и расстреляю!

– Разумеется, ваше превосходительство. До завтрака или после?

Адмирал зарычал из глубины глотки, но рычание тут же сменилось хриплым судорожным вдохом.

– Хреновый я стал. Не то, что было. Гадство, блин!

– Изволите стареть, господин адмирал. Со всеми случается.

– А вот с этим чертовым атташе с Земли – ни фига. Не стареет совсем. Я его помню на Лампрее. Он кучу дагерротипов с меня наснимал, как стою я над холмом из черепов, что мы построили на площади в Новой Бохаре. Чего-то надо было все же делать с пленными повстанцами. Иисуса с нами не было, чтобы караваи передавать, ха-ха. Он говорил, что меня повесит, подонок. Только руки коротки. Какой-то он урод скользкий. Я бы поклялся, что он любит переодеваться бабой. По-твоему как, Курт? Голубой он?

Робард закашлялся и подвинул прикроватный столик с тостом и яичницей, поставив его перед адмиралом.

– Инспектор ООН – дама, ваше превосходительство.

Курц пораженно заморгал водянистыми глазами.

– Как! Разрази меня гром, вот это сюрприз! – Он потянулся за чашкой, но рука его так тряслась, что даже чуть приподняв чашку, он расплескал ее содержимое. – Я так и думал. Я так и знал! – произнес адмирал тоном обвинителя.

– Наверное, ваше превосходительство. Вам станет лучше, когда вы примете лекарство.

– Но если он девчонка, а еще он был на Первом Лампрее, значит… – У Курца стало недоуменное лицо. – Ты в ангелов веришь, Робард?

– Никак нет, господин адмирал.

– Ну, тогда все в порядке, значит, она дьявол. А с этим я разберусь. Где бумаги?

– Я их сразу после завтрака принесу, господин адмирал. Контр-адмирал Бауэр велел сказать, что он за всем присмотрит.

– Вот и отлично.

Курц сосредоточенно атаковал яичницу. Когда вскоре он признал свое поражение, Робард убрал столик.

– Вам бы одеться и встать, ваше превосходительство. Заседание штаба через тридцать минут.

Через тридцать пять минут адмирал был готов принимать свой штаб в большом зале для совещаний рядом с его каютой. Натянув мундир и приняв лекарство, он будто сбросил десять лет с плеч и зашаркал в зал, тяжело опираясь на трости. Правда, Робард почтительно ему помог, когда адмирал попытался отдать честь в ответ собравшимся офицерам и чуть не выбил себе тростью глаз.

– Добрый вечер, господа! – начал адмирал. – Насколько я понимаю, пакетный почтов… Пардон, почтовый пакет получен. Лейтенант Косов, что там пришло?

– Э-гм… – Косов позеленел. – Ваше превосходительство, там трудности у нас…