Небо стоит верности

— Зачем ты с ним так? — замечает Кулагин. — Действительно, такое расстояние!.. Может, сильный встречный ветер…

— Не ищи оправданий, Борис! — отвечаю ему. — У нас нет лишнего горючего, а по пути нам с тобой не приготовили еще аэродромов!

— На обратном пути сэкономим горючее, — пытается отшутиться Борис. — Скорость-то будет больше!

— Ой ли! Это же Арктика, Борис! С ней не шутят…

— Летчики! — окликает нас Фома. — СП желает с вами говорить! Просят перейти на командную связь.

Надеваем наушники и включаем рации.

Руководитель полетов Николай Лукьянович Сырокваша сообщает нам условия посадки.

И вот уже видна желтая цепочка мерцающих светлячков. В свете фар проплывают нагромождения торосов, за ними открывается ровная полоса укатанного снега, освещенного огнями старта.

Пока идет разгрузка, захожу к радистам в их маленький фанерный домик. От них узнаю, что станция отдрейфовала еще на сто пятьдесят километров. Вот почему ошибся штурман! И не будет попутного ветра, как предполагал Борис и на что втайне надеялся я. Запаса горючего едва хватит на обратный путь…

…Вчера ночью прилетел начальник полярной авиации Шевелев[29], а с ним начальник летной инспекции Аэрофлота Васильев. Васильева я вижу впервые. Что хорошего может дать эта встреча, если летная инспекция для нас, пилотов, как ОРУД для шоферов на дорогах: малейшее нарушение установленных правил Наставления или многочисленных инструкций, о которых и не слышал и получай взыскание!..

Сегодня Шевелев и Васильев летят с нами, а у нас, как назло, на борту десяток бочек бензина и солярки. Бензин наш, а солярка — для СП. Бочки, расставленные и пришвартованные по бортам по всей длине фюзеляжа, наверняка заинтересуют Васильева. А что я ему отвечу? Как объясню, почему полетный вес на полторы тонны превышает максимально допустимый? Что иначе нельзя, что это Ледовитый океан, что расстояния…

Мои опасения оправдались. Васильев, едва выслушав доклад о готовности к полету, поворачивается к бочкам:

— Что это такое?

— Груз. Соляр, товарищ начальник!

Васильев проводит рукой в перчатке по бочке:

— Почему пахнет авиационным бензином?

— Не знаю… — пожимаю плечами.

— Та-ак, — тянет Васильев, а я уже подумываю, не взять ли мне свой походный чемоданчик да не уйти ли с самолета, пока он не высадил меня за нарушение святая святых — за превышение загрузки. Ведь задаст же он вопрос о ней!..

— Занимайте свое место, командир, — говорит Васильев. — Я сяду на правое сиденье.

Он придирчиво следит за всеми моими действиями.

Увеличиваю наддув двигателей. Самолет начинает разбег по бетонной дорожке и легко отрывается на середине полосы.

— Хорошо взлетел, — одобрительно говорит Васильев. — И вслед за этим: — Какой полетный вес?

Вот он, коварный вопрос! Почему бы не задать его на земле? Я оглядываюсь на Марка Ивановича, который сидит за моей спиной, ища поддержки. Но он лишь улыбается: выкручивайся, мол, сам, как знаешь.

— Около девятнадцати тонн… — обреченно отвечаю Васильеву.

— А оторвался легко. — И, указав на Шевелева и себя, снова спрашивает: — А сколько же с нами?

— Около двадцати тонн будет, — отвечаю не задумываясь.

— Вот как?! — смеется Васильев. — Неужто мы с Марком Иванычем на всю тонну тянем?

— Не на тонну, но… Все-таки начальство везем!.. Запас горючего не помешает!

— Ох хитрец! — восклицает Васильев. — Начальством прикрываешься? — И тут же оборачивается к Шевелеву: — Марк Иваныч, надо будет официально узаконить этот полетный вес. В таких полетах меньше нельзя. Как думаешь?

— Давно прошу об этом вашу инспекцию! — отвечает Шевелев. — Да никто не хочет брать на себя ответственность, а летчикам вот так — выкручивайся!

— Ну-ну, уж и с претензиями!.. Дай до Москвы добраться — утвердим!

Неторопливо текут часы полета. Включаю носовую фару. На ее световой луч нанизываются гирлянды снежинок, а то вдруг расплывается в стороны белая стена облаков. Когда облачность обрывается, внизу видно море — фосфоресцирующие гребешки волн среди бездонного мрака.

Каждые полчаса радист передает полоску бумаги со сводкой погоды на СП: низкая облачность, временами туман…

Приступаю к снижению. Самолет, пронизывая толстый слой облаков, стремительно несется к поверхности моря. Внизу, растворенные в молоке облачности, мелькают огни старта…

Васильев вместе с Шевелевым уходят знакомиться с лагерем, а мы приступаем к разгрузке. Вскоре на борту остаются только взятые нами бочки с бензином — прибавка к основному запасу топлива на обратный путь.

— Что за бочки? — спрашивает Васильев, возвращаясь.

Пока я раздумываю, что ответить, на выручку приходит Дима.

— Пустую тару вывозим! — беззастенчиво врет он.

— Ну-ну… — Васильев смотрит на меня, на механика, снова на меня. — Хорошо. Только осторожней на взлете: начальство везете и… опять же пустую тару!..

Дима скромно отступает за мою спину.

В полете Фома вновь передает мне листки со сводками погоды на побережье.

Все порты закрыты. Принимает только Певек, но мы идем на мыс Шмидта.

— Объясни, командир, почему мы идем на закрытый Шмидт, а не в открытый Певек? — обращается ко мне Васильев.