Небо Титана

Внезапно раздался оглушительный грохот, и кабинет начал заполняться дымом! Мы все подскочили со своих мест. Из динамика доносилась зацикленная фраза – разгерметизация, разгерметизация, разгерметизация… Я делал вдохи, но воздуха не хватало, чтоб насытить тело кислородом. Дым быстро рассеялся. Я увидел Мингли, лежащего на полу в конце комнаты. Увидел черное небо. Метановый дождь бил по моему лицу. Остатки кислорода пожирал огонь. Жорж стоял передо мной в скафандре. Схватил меня за предплечье. Легкие мои горели от холода. Я задержал дыхание, чтоб не обморозить их. Зажмурил глаза. Жжение на коже было невыносимо. Жорж вел меня за руку. Я чувствовал, что если сейчас не сделаю вздох, то потеряю сознание. Сколько прошло времени – непонятно. Когда нечем дышать, секунды тянутся мучительно долго.

– Осторожно! – слышал я низкий голос Жоржа и понимал, что низкий он, потому что мы находились в атмосфере Титана! В домашних штанах и майках! Уши заложило от мороза. Я шел мелкими шажками. Только сейчас я осознал, что кто-то держал меня за вторую руку. Больше не было сил терпеть удушье и боль. Я хотел закричать, но сознательно сдерживал себя, ведь в легких оставалась щепотка драгоценного воздуха. Нельзя просто выплюнуть его. Я упал.

– Надевай! – слышал все такой же низкий голос биолога. Пальцы мои горели и коченели. Кончики пальцев онемели. Я почувствовал ткань скафандра. Вслепую я залез в него, наверное, за доли секунды! Услышал голоса из своего динамика: – Юре! Юре наденьте!

Кто-то водрузил мне на голову шлем скафандра, а через секунду я почувствовал лицом тепло. Я попытался открыть глаза, но сделать это оказалось непросто из-за примерзших век. Кое-как я разлепил ресницы и сквозь застывшие слезы в мутном тумане увидел, что мы находились в комнате стабилизации. Я сидел на полу, рядом на корточках сидел Жорж. Он обнимал меня за плечо. Передо мной стояли Стив и Саид, за ними лежал Мингли. Все было как во сне… в кошмарном сне.

– Все живы?! – спросил Жорж.

– Да, – отозвался Саид.

– Мингли, ты ранен? – прохрипел Стив, пытаясь отдышаться.

– Кажется, нет, – ответил капитан и сел.

– Что произошло?! – спросил Саид.

– Похоже, что-то взорвалось, – ска-зал я.

Осознание того, что взорвался топливный бак, постепенно заполнило мой разум. Вслед за этим пришло и понимание, что нам отсюда теперь не улететь. Я не проговаривал эти ужасные тезисы в голове, но образ того, что мы навсегда останемся на Титане, встал перед глазами в виде замерзших тел космонавтов, лежащих на желтой ледяной корке.

– Надо проверить, что уцелело! – сказал я. – Пошли на склад.

– Мингли, ты можешь встать? – Стив сел возле капитана. Тот, опершись на плечо товарища, медленно поднялся.

– Ракетное топливо сдетонировало? – предположил Жорж.

– Сейчас не время обсуждать причины, – сказал капитан. – Юра прав, надо идти на склад, вынести модули, кислородные баллоны, оборудование, воду, еду. Разложить шатер. Перенести все туда. После обсудим ситуацию и решим, как действовать дальше.

12

Казнь на гильотине

Космонавты вышли на улицу. Пожар стих, толком не успев начаться. Взрыв топливного бака раскурочил прилегающие стенки всех трех ангаров. База «Титан-1» была полностью разрушена.

Гречкин занялся разложением геологического надувного модуля, который лежал в кабине буровой. Стив остался помогать. Мингли, Жорж и Саид отправились на склад, зашли через дыру в стене. Творился там настоящий хаос. После взрыва все было раскидано по полу. Ученые с траурным видом стояли возле уничтоженной системы «Электрон» – генератора, преобразующего воду в кислород.

Жорж в отчаянии сел, а скорее, рухнул на пол.

– Первым делом надо собрать все уцелевшие баллоны, – сказал Мингли.

– А смысл? Что нам дадут эти дополнительные часы жизни? – спросил биолог.

– Ты же ученый, Жорж, – ответил Мингли.

– И что?

– Как что? Ты наверняка слышал про Антуана Лавуазье.

– Слышал. Наш химик, француз.

– А ты знаешь историю его смерти?

– Нет.

– Так вот, Жорж, – невзирая на осознание скорой мучительной смерти от удушья, Мингли говорил уверенно, как и подобает настоящему капитану, – Лавуазье жил во второй половине XVIII века и был приговорен к смерти через гильотинирование. Обвиняли его в революционном заговоре. Он был настоящим ученым. Ученым до мозга костей, Жорж! Он умолял о помиловании, ведь его будущие открытия могли продвинуть науку вперед. Ему отказали. После года заключения его доставили к гильотине. Лавуазье сказал, что после казни поставит последний в жизни эксперимент – проверит, сможет ли он моргать после того, как ему отрубят голову, и если да, то как долго. По разным данным, глаза на отсеченной голове ученого моргали еще от пятнадцати до тридцати секунд, к потехе и удивлению зрителей и палача.

– К чему ты клонишь? Продолжать, невзирая ни на что?

– Да. Мы должны продолжать заниматься тем, для чего нас сюда отправили. Наши жизни не имеют значения в масштабах тех открытий, которые тут совершаются. Мы творим историю, Жорж. Сколько людей просто рождаются и умирают?

– Все?

– Все. Но сколько из них могут принести пользу миру?