Небо в алмазах (СИ)

— Не знаю, Пчёла, не знаю, чего ты там по свету всю жизнь ищешь, какую фарью, — с табачным дымом приходит и лёгкость мыслей, и Софа признается себе, что ловит кайф в его незатейливых вопросах. А ведь вправду — не ищет никого. Кроме приключений на одно место, — но продолжай изъясняться. Я не слышала твой голос неделю. В трубу — не в счёт. В любви можешь не признаваться, мы через это прошли. Как у людей не получается…

— Не веришь… — громкие признания точно не про их честь, — а я то думал…

— Оставь сказки тем, у кого они сбываются! Холмогоровым, Филатовым, Беловым твоим любимым! У людей потенциально будет долгая и счастливая жизнь, — Софа и сама хотела бы этого простого женского счастья, как у подруг. Но, видимо, у судьбы другие планы на трудную дочь профессора Голиковой, и остаётся только расслабиться и изредка получать удовольствие от процесса. — И если так хотел меня видеть…

— Харе! Хотел, не понимаешь, Софа? Разве этого мало?

— Запомни! Я ничего не хочу слышать, и знать, что о тебе разносят на каждом углу! Поверь, достало! Чего мне только за тебя не предъявляли! Бандит, голодранец и… чёрт, заманалась перечислять!

— Сука, букет диагнозов! Бабник, пьянь, скотина. Ёпт, Софик, пиздеж и провокация! Ты перечислять будешь, состаришься. Нахера козе баян?

— Я просто хочу жить, как это было раньше, и видеть тебя чаще, без отговорок, что устал и дел по самые гланды. Все просто!

— Выкурила? — спрашивает Пчёла, когда Софка переводит дух, выплеснув ему все, что наболело за последнюю неделю. Стало быть, что он снова может взять её за руку, и она не отпрыгнет от него, как тщедушный заяц. От ненастных мыслей о той, о которой нельзя и заикаться, Пчёлкина ничего не спасёт, но он будет бороться до последнего. А с Софой легче держать удар. Временами. — Ну! Вот и умница…

— Дрянь полная, — Голиковой горько. То ли от сигареты, то ли от того, что Витя так спокойно всё воспринимал. Но сил на ругань больше нет, эффект все равно не достигнут. Нервы у этого шмеля стойкие, а Софа заводится вполоборота. Прикосновение теплых мужских пальцев к ладони облегчения не приносит, но сопротивления больше нет, — и это я не про твои сигареты, мохнатый! Брошу курить, брошу… Чтоб тебе перед пацанами не было стыдно, что цековские дочки только смолить у подъезда и умеют, ни уму ни сердцу.

— Ну тебя, женщина, — рука в руке. Не шутка ли? Особенно после упреков и недельного молчания. Несмотря на дым верблюжьих сигарет, неизменной марки Пчёлы, от Софы все ещё пахнет французскими духами. Запах хорошей жизни. Жизни, к которой Витя стремился, сколько себя помнил. За которой бежал, сломя голову, и наконец-то догнал. Чудеса случаются. — Прооралась, порядок!

— Пчёла, всё тебе шуточки! — и все-таки с ним спокойнее, хоть и люди они тревожные. Напели друг другу обо всех смертных грехах, а теперь стоят на ветру, обнимаются. Придурки! — А вот придёт опять Милославский в гости, засватает, как грозился, и всё! И нету Кука, ищи меня, не к кому будет пойти на жизнь пожаловаться.

— Поминай, как звали, и дело, шитое белыми нитками? Ебать, удумала! — неуклюжие попытки Софы вызвать его ревность, вызывают у Вити только приступ гомерического хохота. — Позовите хотя бы на свадьбу, мы с Косом приедем, ребяток подтянем, шмальнём в воздух за ваше безоблачное, сука, счастье…

— Больной! Как ты ещё не сдох от переизбытка фантазии, рыжее бедствие?

— У меня все фантазии самый сок, так что, красотка, помру от удовольствия, не сомневайся…

— И после этих слов ты думаешь, что кто-то ещё тебя вынесет?

— Нет…

— И я не думаю…

Проблемы на личном фронте растут в геометрической прогрессии, но сжимая хрупкие женские плечи в своих медовых объятиях, Пчёла обнуляет то, в чём Софка могла упрекать его ещё пять минут назад. Она опять его простит, а он не даст никаких гарантий.

В глубине души Пчёла понимает, что это неправильно, что это самообман, и лучше бы им никогда не встречаться. Но раз они встретились, значит, что это было кому-то нужно. Может, ему самому…

* * *

Советский цирк умеет делать чудеса! Космос подпрыгивал по подъездным ступенькам, негромко напевая мотив из детства. Дома ждала Лиза, поведение которой, по крайней мере, последние три дня, внушает мысль, что она объелась бледных поганок. Механически загоняет себя в институт, продолжает колдовать над устройством их жилья, но дальше, чем мусорные баки, никуда не выходит.

Однако сын профессора астрофизики на зрение не жаловался, и каракули врачей немного разбирал. Особенно когда направления роняют из дамской сумочки, а потом встревожено говорят, что тетрадку со шпорами потеряли. Просто радистка Кэт! Домашняя, карманная и действующая без санкций разведки.