В пятнадцать часов нас отправили переодеваться к полёту. Но у меня стояла ещё одна задача – найти обувь.
Я оббегала всю базу, спрашивая у всех парашютистов свой размер кроссовок, но найти их было нереально. Спортсмены или только приземлились и готовились к новому прыжку, или имели 45 размер, в котором мне было бы тоже нельзя в самолёт – кроссовки просто слетели бы в воздухе, и я не смогла бы приземлиться.
Расстроенная, я пришла к инструктору, чтобы сообщить, что все попытки провалились. И в этот момент я услышала, как он говорит нашей группе:
⁃ "Погода нелетная, слишком сильный ветер для полёта с такой высоты. Если ветер не утихнет, возможно, мы сегодня вообще не полетим".
Сказать, что я ещё сильнее расстроилась – ничего не сказать. Однако, я же решила мыслить по-новому: можно было обвинять себя, что не взяла кроссовки (а их ведь и не было у меня), обвинять людей, что у них нет запасных, обвинять погоду и весь мир, что все не по-моему. Но я была в новом для себя состоянии – состоянии решимости и полной ответственности. Я решила, что каждый должен заниматься своим: пилот -определять погоду, инструктор – решать, что делать. А моя задача – найти кроссовки. У меня появилось дополнительное время, а значит, и шанс совершить прыжок!
И я занялась поиском. Каким-то чудом я нашла у девушки-спортсменки запасную пару полётной обуви. Но ситуация не сильно поменялась: ведь кроссовки были тридцать седьмого размера, а у меня тридцать девятый с половиной.
Но уж слишком я хотела в небо! И я натянула их на себя, поджав пальцы, и "побежала" к группе.
Часть пятая.
Как только кроссовки нашлись, нам разрешили взлетать, и мы стали надевать парашюты. К слову, весит один парашют более десяти килограммов. И когда я его надела, он стал отклонять меня назад, а в этих кроссовках ноша казалась ещё более неудобной.
Все на старте, выстроены в шеренгу по росту и весу. В начале – самые уверенные и смелые (те, что все знали на обучении). Я замыкаю. Помимо меня, всего одна девушка в группе (та, что все время смеялась и не хотела слушать инструктаж).
Перед посадкой инструктор объявляет:
⁃ «Ребята, если вы сидите в самолёт, то выйти из него вы сможете только с помощью парашюта. Я никогда никого не оставляю в самолете. Если вы не уверены – откажитесь сейчас».
Никто не шелохнулся. Мы проследовали в самолёт. Сели по порядку. Я в хвосте.
Взлетаем.
Когда самолёт набирает высоту, он делает несколько кругов, чтобы взять правильную траекторию для прыжка. Важно, чтобы мы приземлились возле красной стрелки, отмеченной на поле огромной надувной стрелой. Любое отклонение от траектории приземления может понести за собой неизвестные последствия: за пределами посадочного поля лесная полоска, река, жилые дома.
Первый прыжок делает профессионал – "пристрелочный" как его называют профессионалы. От точки его приземления анализируют, правильно ли выбран курс полёта. Если он улетит в лес или воду – курс корректируют. На этот раз все было в порядке.
Мы делаем ещё один круг в воздухе. Дверь открыта. Все мы смотрят вниз. И инструктор приглашает первого из группы.
И тут, случается совсем неожиданное. Те смельчаки, которые говорили, что они легко спрыгнут, по очереди начинают чуть ли не цепляться за стенки дверей, сопротивляются – в общем, саботируют прыжок. У всех, кто был в самолете, выступил холодный пот: казалось, этих ребят ничего не пугало, неужели, оказавшись на пороге, они увидели, что это очень опасно. Наша компания переглядывается. Во рту пересыхает.
Но инструктор непреклонен. Он не отступает от правил сделки: вошёл в самолёт – прыгай. Он спокойно отдирает пальцы первого, а затем и второго прыгуна от дверей и отправляет их вниз. Казалось, секунды длились очень долго, время стало тягучим. В салоне была невероятная тишина. Каждый молча смотрел на происходящее и понимал: обратной дороги нет.
Здесь выбор только один: или ты летишь, выкинутый инструктором, как мешок, или сам подходишь к двери и можешь "смягчить" свой страх, выпрыгнув спиной вниз – это менее тревожно, ты контролируешь падение.
Очередь быстро доходит до нас. Ребята, что со мной, стараются не показывать, что им страшно, подбадривают, и, с бледными лицами, по одному делают прыжок. В самолете остаюсь я, инструктор и наш оператор. Я подхожу к двери, задерживаю дыхание, смотря вниз, долго выдыхаю. Инструктор улыбается мне и спрашивает: – " Ну что, спиной?!". " Спиной! " – отвечаю я и зажмуриваю глаза.
Часть шестая.
Через секунду я открыла глаза. Это чувство ни с чем несравнимо: паника, желание все отмотать назад, мозг сигналил – что ты наделала, зачем так рисковать, ты можешь ведь погибнуть. Я начала судорожно оглядываться по сторонам: кто-то планирует рядом, чей-то парашют уже раскрылся.