Ория, высоченный, худой, совершенно лысый, со следами страшных ожогов на черепе (как-то в молодости попался харадским охотникам за пиратами), выслушал речь Фолко, не моргнув глазом.
– Фарнак, жначит, уже шоглашилшя, штарая лиша… – прошамкал тан. Зубы его были изрядно прорежены харадскими тюремщиками. – Жначит, шемьшот мешей у вас уже ешть… Ну так добавьте ещё мою тышячу! – и он решительно потянулся к выложенному Малышом договору.
– В Умбар я ш вами не пойду. Буду ждать в Тарне. Да! Вам тоже лучше прижадержатьшя – должен вот-вот подойти Шваран. У него людей три шотни, но малый он чештный. Думаю, череж день-два покажетшя.
– Коли так дело пойдёт, то и в самом деле целую армию соберём! – шепнул хоббиту Торин.
– Собрать-то соберём, да только к добру или к худу? – вздохнул Фолко в ответ. – Одно слово Эодрейд уже нарушает, может и второе…
– А может, и нет, – вдруг заявил Малыш. – Околдовали короля или не околдовали, мы не знаем. И Древобород не знает. А коль так, то уж скорее Рохан отдаст устье Исены друзьям и союзникам, чем вчерашним врагам. С Морским Народом договориться можно, считает Эодрейд, а с хеггами-ховрагами – нет. Правитель может ошибаться, может быть прав, но вот никаким колдовством тут и не пахнет.
– Хорошо б, коли так, – отозвался Фолко. – Хватит с нас одного Олмера с его кольцом. Нам бы врагов простых, понятных, тогда справимся.
Фарнак, выслушав друзей, тоже посоветовал подождать.
– Сваран-то? Как же, знаю его. Из молодых, но отличный боец. Одно время смотрел в рот Скиллудру, однако тот стал гондорских пленниц в Харад продавать, нас, старых ярлов, честь блюдущих, позором покрыл, и Сваран, даром, что молод, от Ястреба отошёл. Теперь вот сам ходит… Ория-то ему сыздавна покровительствует. В общем, подождём!
Переночевав на корабле, друзья с утра решили пройтись и размять ноги. Особенно тут ходить было некуда – ни трактиров, ни таверн, ни даже рынка; в отличие от восстановленного Причального, Тарн так и оставался грудами развалин, меж обугленных венцов весело зеленели травы.
Однако в окрестностях раскинулся большой лагерь – дунландцы, ховрары, хегги, даже сколько-то хазгов. Все они жили работой на морских танов, понемногу приторговывая выделанными кожами и подобным грубым товаром.
Несмотря на протесты Эовин, Фолко запер её в каморке кормчего, наказав корабельщикам Фарнака присматривать за ней, чтобы невзначай не сбежала.
Вооружившись с головы до ног, Торин, Фолко и Малыш выбрались из тарнских руин. Исена осталась по правую руку; покрытый травой прилуг – обрывистый степной кряж вдоль речного берега – принял на свои плечи тропу.
Навстречу попалось несколько дунландцев; перед незнакомцами в блистающей броне они поспешно сняли шапки, как и полагалось, но взгляды, коими они проводили Фолко и гномов, были весьма далеки от дружелюбных.
– Фолко! Мы что, к этой братии на пиво собрались? – удивился Малыш, когда Фолко решительно направился к лагерю.
– Не на пиво, но собрались, – кивнул хоббит.
– Зачем?!
– Хочу взглянуть, что у них там делается. Слишком долго мы на них смотрели только сквозь прорезь шлема. А ты что, никак боишься, что ли?
– Не подначивай, – вздохнул Маленький Гном. – Ничего я не боюсь. Просто не люблю, когда так смотрят, словно зарезать мечтают…
– Тоже мне, новость! Да таких не счесть, которые нас зарезать мечтали! Почитай, всё войско Олмера! И потом…
– Так то на войне! – отговорился Малыш. – А то вроде как при мире…
– Ничего удивительного, – заявил Торин. – Или, думаешь, тут неведомо, кто такой мастер Строри, полковой начальник панцирной пехоты в войске короля Эодрейда? И двух месяцев не прошло, как тех же дунландцев под Тарбадом крошили!
Строри промолчал.
В лагере их и впрямь встретили безо всякой приязни. Перед богато вооружёнными гномами и хоббитом встречные ломали шапки и кланялись, но вслед сквозь сжатые зубы раздавалось злобное шипение.
Ни Фолко, ни гномы не подали и виду, что слышат.
Лагерь оказался самым обычным скопищем на скорую руку возведённых землянок, полуземлянок, лёгких балаганов, палаток и шалашей. Фолко только дивился, как здешние обитатели переживают зимы – хоть и юг, хоть и возле моря, а холод всё равно холод.
В отдалении возле костра сидела на корточках группа хазгов – человек десять, с саблями, но без своих страшных луков. Один из них внезапно бросил в костёр щепотку какого-то порошка, отчего пламя тотчас же сделалось синим. Бросивший медленно выпрямился, заведя протяжную песню на своём языке; слова в ней были сплошь древние, и Фолко, неплохо зная обиходную речь хазгов, ничего не мог понять в этом песнопении.
Продолжая петь, хазг выбрался на открытое место. Кривоногий, седой, старый, весь в сабельных шрамах и смутно знакомый, как и тот трактирщик в Причальном, – уж не в отряде ли Отона вместе ходили?
Старый хазг меж тем закружился, широко раскинув руки и запрокинув голову. Фолко внезапно замер, прислушиваясь.
– Ты чего? – удивился Малыш.
– Тихо! – бросил хоббит. – Что они такое поют…