Небо войны

В столицу я отправился вместе с Марией сразу после празднования Дня Красной Армии. Его отмечали в этом году широко и торжественно. Многие десятки тысяч воинов были награждены орденами и медалями, на вечерах и собраниях вспоминали павших в боях за честь и славу Родины.

В приказе Верховного главнокомандующего перечислялись освобожденные советские города и области. Цифры и наименования убедительно говорили о великом подвиге нашего народа и его армии. Советские войска успешно продолжали наступление на правом берегу Днепра, все дальше гнали врага от измученного блокадой Ленинграда, начинали освобождение Белоруссии. Грозным предупреждением прозвучали в этот день слова приказа: «Близится час окончательной расплаты за все злодеяния, совершенные гитлеровцами на советской земле и в оккупированных странах Европы».

Красная Армия обретала мировую славу спасительницы человечества от кровавого гитлеризма. В своей поздравительной телеграмме Ф. Рузвельт восхищался ее «великими, многозначительными победами». В ознаменование 26-й годовщины Красной Армии в Лондоне, Мельбурне, Веллингтоне состоялись массовые митинги, а в Алжире — парад французских, американских и английских войск.

На юге стояла капризная зима с частыми оттепелями. Пассажирский поезд, в котором я и Мария так давно не ездили, мчал нас на север. Уже за Донецком появились заснеженные поля, а на окнах вагонов мороз стал рисовать узоры.

Станции, городки, города. Их страшные руины теперь прикрывались снегом. Названия многих из них были написаны от руки на уцелевших стенах развалин. Но над этими городами витала гордая слава. Харьков, Белгород, Обоянь, Курск… Какие битвы отгремели здесь!..

Праздничные лозунги и картины напряженной трудовой жизни радовали, говорили о том, что скоро все разрушенное войной будет восстановлено.

Приближаясь к Москве, я вспомнил о своем прошлогоднем посещении столицы. Это было летом. Нас, двух братьев Глинка — Дмитрия и Бориса — и меня, срочно вызвали в штаб ВВС. Во фронтовых, впитавших пот и пыль гимнастерках, в старых кирзовых сапогах, в полинявших, не раз мятых под сиденьями самолетов фуражках, мы, оставив кубанский аэродром, через несколько часов лету очутились среди шумного людского потока на улицах Москвы. Такая перемена — станичный аэродром и вдруг столичный городской шум, многолюдье — ошеломила нас, как настоящих провинциалов.

Мы шли, засматриваясь на все, радуясь мирной, обычной жизни. Но наша радость оказалась недолгой: мы не заметили майора и не поприветствовали его. Нас задержали.

— Нарушаете приказ! Надоело напоминать таким, как вы, — поучал майор, хотя мы извинились перед ним.

Рассказав об этом Марии, я кивнул на ее солдатскую шинель:

— Тебе-то придется больше козырять, чем мне.

— По Москве я согласна пройти парадным шагом, не опуская руки. Лишь бы побывать в ней, — ответила, шутя, Мария. — Я еще не видела ее!

Тогда меня вызывали в Москву, чтобы вручить американскую медаль «За боевые заслуги». Получив награды, мы на второй день возвратились на Кубань, в Поповическую.

Зачем же вызвали меня в столицу теперь? Я строил предположения, догадки. Переживать надо было уже за двоих. Рядом со мной была жена.

В отделе кадров штаба ВВС все прояснилось: мне предложили должность начальника отдела боевой подготовки истребительной авиации Военно-Воздушных Сил. Такая неожиданность, такой высокий пост! Я не знал, что ответить. Опытный начальник отдела кадров Орехов, когда-то посылавший меня, авиатехника, на учебу в академию, понял мое состояние и не стал торопить с ответом.

— Подумайте. Я закажу вам пропуск на завтра. Я отправился в гостиницу. Надо было и самому подумать и с Марией посоветоваться. По правде говоря, ответ у меня был готов. На эту должность мне идти не хотелось. Конечно, штабная работа спокойней и безопасней, но я думал не об этом. Что скажут обо мне боевые друзья, узнав, что я, научившись воевать, задолго до конца войны ухожу с фронта? Скажут: тихой жизни захотел, а может быть, и того хуже. Нет, я не мог допустить, чтобы мои однополчане имели повод для таких разговоров. Воевать до победы, дойти до самого Берлина было моим единственным и неизменным стремлением.

Когда я поделился своими мыслями с Марией, она во всем согласилась со мной. Ее тоже тянуло на фронт.

Наутро я явился к начальнику отдела кадров с ответом. Мой отказ удивил его и, видимо, огорчил.

— Как так «не хочу»? — сказал Орехов. — Ваш опыт нужен другим… Вам присвоят генеральское звание. Надо было искать новый довод.

— Опыт у меня действительно есть, но я чувствую, что с такой большой должностью не справлюсь.

— Помогут.

И тогда я выпалил прямо:

— До конца войны с фронта не уйду!

Начальник отдела кадров молча отодвинул в сторону мое личное дело.

На следующий день он представил меня Главному маршалу авиации А. А. Новикову. И в разговоре с ним я мотивировал свой отказ теми же причинами. Главный маршал согласился отпустить меня обратно в полк. Я не в силах был скрыть свою радость и мысленно уже летел в Черниговку. Но Главный маршал дал мне одно задание: