Небо войны

Эскадрильи должны были пройти намеченный маршрут с одной посадкой, а батальоны аэродромного обслуживания, технический состав и штабы отправлялись поездом. Приказ о перелете был подписан, когда мы с Дзусовым находились еще в штабе армии.

Возвратившись на аэродром, я застал все полки в сборе. Сотни самолетов наших и других частей — истребители, бомбардировщики, штурмовики — крылом к крылу стояли вокруг взлетной полосы, готовые ринуться в бой. Какая красота и сила! И я с грустью вспомнил, что было здесь осенью 1941 года. Была бы у нас тогда такая авиация, то не маячили бы сейчас перед глазами руины городских кварталов, заводов и верфей.

Среди летчиков моего родного полка — все они собрались у машин, с нетерпением ожидая разрешения подняться в воздух, — был один новичок. Он стоял как-то обособленно, словно чужой. Я направился прямо к нему. Он не выдержал и бросился мне навстречу. Мы крепко пожали друг другу руки. Нас окружили летчики. Они с явным недоумением смотрели на эту сцену. Молодой летчик только что прибыл в полк, а я обращался с ним, как с ветераном. Они не знали, что старший лейтенант Вахненко раньше их начал службу в этом полку, что, будучи авиатехником, он испытал с нами всю горечь первых дней войны. Пришлось рассказать об этом однополчанам. Я умолчал лишь о том, как Вахненко просился на учебу, как, окончив школу, рвался в родной полк и не мог добиться этого. Его послали на фронт, но в другую часть. Там он воевал и был ранен. Выйдя из госпиталя, Вахненко разыскал меня в Москве, и я помог ему вернуться в родную семью. А теперь вот мы встретились снова.

В тот же день мы посвятили молодого летчика в гвардейцы. Он поблагодарил за оказанную ему высокую честь и рассказал всем о первых героях полка, о незабываемых подвигах Соколова, Овсянкина и Дьяченко.

Когда перебазирование уже началось, пришла радиограмма: приказ о перелете дивизии в ранее указанные пункты отменить, следовать под Яссы. Меня не удивило такое внезапное изменение маршрута — на войне это бывает. Но я оказался в затруднительном положении. Ведь часть личного состава, отправленная поездом, находилась уже где-то в пути. Нужно было, по существу, заново организовывать перебазирование дивизии.

На аэродроме, где мы находились, я заметил несколько транспортных самолетов ЛИ-2. По номерам нетрудно было догадаться, что прибыли они из Москвы и, видимо, туда же должны вернуться. «А что, если использовать их для переброски техников на новое место, — подумал я. — Сколько бы мы сэкономили времени!»

Экипажи ЛИ-2 согласились нас выручить при одном условии: мы должны обеспечить их горючим. Эта задача была быстро решена, и транспортные самолеты увезли наших техников и штабы на Прут. Отправляясь в путь, один из летчиков ЛИ-2 сказал:

— В Москву еще успеем, до нее долететь теперь нетрудно.

Да, в последние несколько месяцев мне пришлось немало времени провести в столице, и там я тоже всегда чувствовал, что к любому участку фронта от Москвы очень близко. Это действительно так, если все пути, наземные и воздушные, ведущие на запад, уже стали свободными, полностью принадлежали нам; если все ветры были теперь для нас попутными; если все дороги вели только к нашей победе.

Маршрут нашей дивизии выводил нас на победные пути к Берлину.

19. Возвращение

Дивизия, когда-то стоявшая в Молдавии, пройдя тяжелые испытания, возвращалась почти на те же аэродромы, где находилась три года назад. Под крыльями наших самолетов снова расстилалась знакомая местность с зелеными холмами, полосками нив, белыми от пыли извилистыми дорогами, густой сетью городков и сел. Но далеко не всем, кто отходил с боями в начале войны, довелось увидеть это и ощутить радость возвращения.

Согласовав вопросы базирования и предстоящие задачи с генералом Утиным, командиром корпуса, в который входила моя дивизия, я посадил свой самолет на заросшем буйной травой аэродроме. Отсюда хорошо был виден Днестр, Зарулил на стоянку и сразу открыл фонарь кабины. Пахло степью. Вокруг все напоминало о мае сорок первого года. Где-то недалеко, чуть южнее, за буграми, скрывались Бельцы.

К самолету с треском подкатил мотоцикл. Я достал из-под сиденья фуражку, чтобы одеться по форме, и вылез на крыло.

Знакомое лицо. Фигичев? Ну, конечно же, он со своими неизменными бакенбардами!

Валентин и Валя всегда жили в моей памяти, но я ничего не слышал о них уже целых полтора года. Мы встретились как давние друзья.

— О, да ты уже дважды! Подполковник! К тебе страшно подступиться.

— Валентин, оставь этот тон! Что здесь делаешь?

— Стою… с полком.

— Командир?

— Да.

— И с тобой, выходит, не каждый осмелится встать рядом. Начальство!

Фигичев рассказал о себе. После окончания курсов при академии в Москве его назначили командиром истребительного полка. Уже некоторое время он воюет на этом фронте.

— Поехали ко мне на пельмени! — вдруг предложил Фигичев.

Мне хотелось поговорить с ним еще, расспросить о событиях на фронте, о поведении противника, узнать, наконец, как живут они с Валей, но надо было заниматься дивизией.