Небо за стёклами (сборник)

Когда впервые явился к нему немолодой, со следами оспы на лице красноармеец, Ребриков с удивлением подумал: "Какой же это связной?" Он ждал ловкого и быстрого парня, этакого Петьку, какой был в кино у Чапаева, а тут вдруг дядька за сорок, с ремнем ниже живота. Позже стало ясно: нескладный на вид Сергеенко оказался незаменимым для командира роты. Никак не ожидал Ребриков, что почувствует со стороны старого бойца такую заботу. Чай в кружке командира появлялся, неизвестно откуда, всегда горячим. Когда Ребриков, продрогший, приходил с обхода взводов, у Сергеенко обычно находился для него глоток водки. Связной уверял, что сберег ее с прошлого раза, но Ребриков отлично знал — свою порцию он давно выпил.

Не первую войну жил в окопах Сергеенко. Молодым парнем уже сражался он с немцами в империалистическую. "Може, вин тот же старый Фриц, що тогда був, и сыдыть против мене", — порой философствовал Сергеенко.

Было у Сергеенко в запасе столько историй, что хватило бы, наверное, не на один год. В часы затишья рассказывал связной командиру про то, как участвовал он в Брусиловском прорыве, про Зайончковского, "солдатского генерала", как звали того в окопах, про то, как конники лошадиным потом выводили заедавших их до тоски вшей. "Як с ходу рубаху с тела и зараз пид брюхо ей — уси пипроподуть", — говорил Сергеенко. Удивляло еще Ребрикова, что связной на память знал по фамилиям всех своих бывших полковых, ротных, батальонных и взводных, как он их называл. И заметил Ребриков, что, слушая Сергеенко, всегда можно узнать и намотать себе на ус то, что может пригодиться во фронтовой жизни, и не раз задумывался над тем, уж не нарочно ли учит уму-разуму своего молодого командира хитрый связной.

Как-то раз Ребрикова срочно вызвали из землянки. Перед ним стоял командир полка. Ответив на приветствие лейтенанта, велел вести показывать ротное хозяйство. Молча подполковник и Ребриков обошли блиндажи и ячейки, побывали на кухне. Командир полка ничем не восхищался и ничего не ругал, а когда кончил обход и они остались одни с Ребриковым, сказал:

— Кажется, по-человечески рота живет. — И, оглядев Ребрикова, спросил его: — Ну как, привыкли немножко?

И Ребриков весело ответил:

— Привыкаю будто, товарищ подполковник!

Командир полка вздохнул, поглядел на обжитые землянки, на дым, что стлался над подтаивающим снегом, и задумчиво проговорил:

— Засиделись мы тут. Будто и торопиться некуда.

И действительно, тишина вокруг была такая, что, казалось, люди залезли в землю просто из озорства.

Спустились в землянку. Подполковник разделся и поел вместе с Ребриковым супа и каши, которые принес Сергеенко. И как-то сразу превратился командир полка в доброго гостя, простого и доступного. Он расспрашивал связного, где тот служил, и неожиданно выяснилось, что бывали они с Сергеенко где-то почти рядом и воевали под началом одних и тех же командующих. Когда довольный этаким поворотом дел связной понес на кухню посуду, командир полка, закурив, сказал ему вслед:

— Настоящий солдат.

Не приходило раньше в голову Ребрикову, а тут подумалось, что и в самом деле слово это, такое старое и точное, — солдат — удивительно шло к Сергеенко.

Вскоре к Ребрикову начало прибывать пополнение. К удовольствию командиров взводов, да и самого Ребрикова, новички оказались народом обстрелянным, и потому беспокоиться, как поведут они себя в бою, не приходилось.

Именно Сергеенко навел его в те дни на мысль, что, наверное, скоро придется им наступать.

И в самом деле, как и все солдаты на войне узнают новости раньше начальства, не ошибался старый связной. Вскоре вызвал Ребрикова к себе комбат, немногословный, добродушный капитан Сытник.

— Получай боевое крещенье, лейтенант Ребрнков, — сказал он.

Намечался прорыв на участке батальона. Дальней задачей ставилось занять железнодорожную станцию и перерезать дорогу. Ближайшей — внезапным ударом овладеть деревней Тупичи, где засиделись немцы.

Роте Ребрикова следовало выступать первой, другим его поддерживать.

— Гляди. — Капитан пристально изучал командира роты. — Людей зря не губи. Хитростью надо… У них там под каждой крышей пулемет. Сам ведь видел, разведчик-доброволец. — И он безобидно рассмеялся.

Операция была назначена на следующее утро. Имелось еще время на обдумывание. Вот когда припомнились слова преподавателя тактики: "Ваше решение…" Через полчаса Ребриков уже сидел у себя в блиндаже, разглядывая слабо прочерченные горизонтали на копии с куска карты — "сотки", и, как некогда над школьной задачей, грыз кончик карандаша, чертил, прикидывал. Когда план был готов, Ребриков запомнил его наизусть и уничтожил бумагу.

Тишина в эти дни стояла над позициями необыкновенная. Притихли и немцы, словно почуяли недоброе.