Небо закрыто льдами

Решение принято. Я не знаю, как судьба моя сложится дальше, но знаю твердо одно: хочу быть подводником.

И мне трудно оставаться наедине с собой, и надо с кем-нибудь поделиться радостью, потому что всегда радость — окончательно принятое решение.

Я подошел к адмиралу. Я рассказал Петелину все — и о завещании отца и о своем решении. Я просил адмирала дать мне рекомендацию для поступления в училище подводного плавания.

— Такую рекомендацию я дам, — Петелин кивнул. — Мне приятно знать, что в семью подводников хочет войти еще один влюбленный в наше дело человек. Думаю, вам не придется жалеть о сделанном выборе, и решение ваше не кажется мне случайным. Вы увидели сами, что такое наша работа, и если даже эти ее тяготы вас не оттолкнули — вы станете подводником. Вернемся из похода — обговорим это еще раз…

Петелин вдруг улыбнулся грустно и добро, и только теперь я заметил, что он уже очень немолод, и как много морщин собралось возле его усталых, морем высветленных глаз.

— Сына я вспомнил, — сознался Петелин попросту. — Он у меня тоже в подводники метит. Заканчивает училище. Встретитесь там вдруг в Ленинграде — ты пожури его… Пишет он редко, а встречаться с ним чаще, чем это пока получается, невозможно. Оба мы люди военные, а служба не так уж много времени оставляет на личную жизнь…

…А в это время, запершись в камбузе, наш кок, Глеб Столбушкин, колдовал над чем-то и гонял из своего «царства» чересчур любознательных, разжигая тем самым любопытство ребят.

Что-то готовилось на лодке, и кое-кто из ребят был наверняка в курсе дела, но молчал, а остальные изводились неизвестностью.

Все стало ясно, когда в большом кубрике по-праздничному накрыли к чаю столы, и баталер принес сухого вина, а Жильцов подошел вдруг к Чикину и крепко пожал ему руку.

— У нас всех сейчас большой праздник — мы достигли полюса, взяли вершину планеты. У тебя, Паша, этот праздник двойной. Поздравляю тебя с днем рождения! До этого дня мы все знали тебя как человека беспокойного и честного, всегда готового любому из нас прийти на помощь. Пусть и дальше так будет. Пусть и те, с кем доведется тебе жить и работать после службы, знают тебя таким, каким тебя знают и будут помнить на лодке… Мне очень хочется, чтобы из твоей памяти не уходил этот день — такие события в жизни бывают не часто…

Жильцов говорил, а кок тем временем, сияя от удовольствия и гордости за свое мастерство, водрузил на столе благоухающий свежестью торт с цифрой «23», старательно выведенной кремом.

Дрогнули губы у Чикина, и затуманились чуть-чуть глаза, когда дружескими аплодисментами и смехом взорвалась тишина кубрика, когда окружили его ребята, начали дарить на память — кто авторучку, кто нож перочинный, кто книгу.

— Дорогие мои! — от волнения Чикин говорил почти шепотом. — Да разве такое забудешь? Да разве я вас забуду? Знайте, где бы я потом ни был, — я всегда ваш. И только скажи кто-нибудь: «Чикин, ты мне нужен», — я приду! И день этот и вас всех никогда не забуду!..

Вбежал дежурный радист, подал Жильцову радиограмму. Лицо командира стало привычно спокойным и жестким.

— Чай придется пока отложить. Играть большой сбор! Готовиться к срочному погружению!

— …Дойдя до полюса, мы сделали только половину работы, — звучал в динамиках трансляции голос Петелина. — Теперь мы приступаем к выполнению другой не менее ответственной части нашего задания.

Лязгнули задраиваемые люки.

— Я верю, что мы с честью справимся и с этой задачей. Экипаж доказал, что он умеет не теряться в трудные минуты, и я верю во всех вас, товарищи!

Потом была короткая пауза, и властная и резкая, как выстрел, команда Жильцова:

— По местам стоять! Начать погружение!

С хрипом рванулась в балластные цистерны вода…

* * *

Через минуту только потревоженное ледяное крошево неспокойно шуршало там, где только что была лодка. Всколыхнув изумрудную воду, она ушла в глубину. Осталось белое безмолвие, и ветер начинал уже заносить снегом человеческие следы, и только алое полотнище флага крохотным негаснущим костром полыхало над бесконечностью льда.

Северный флот — Москва 1964 г.