Небожители Севера

Утром путники продолжили путь, в полном молчании. К полудню по заснеженным и белым равнинам они подошли к реке Драург — перепутью. Дорога на север, даже скорее на северо-восток, через мост вела к Брасо-Дэнто, а уходящая влево тропа вела вдоль замерзшей и покрытой толстым льдом реки на северо-запад, к тракту в Офурт.

— Ну что ж, Лилле Аданы, был рад увидеться с вами, — с чувством произнес Горрон и с теплотой взглянул на сына Мариэльд. — Юлиан, желаю вам счастья от всего сердца! Что-то мне подсказывает, что когда мы увидимся через девяносто восемь лет, вы приятно удивите всех нас.

— Спасибо вам, господин Донталь, — с улыбкой на лице ответил Уильям и подал руку герцогу. — Я был рад знакомству с вами и тоже надеюсь увидеться через девяносто восемь лет. А что, кстати, будет через этот срок?

— Сирриар — полторы тысячи лет с момента основания клана Сир’Ес Летэ фон де Форанциссом.

— Значит большой праздник… — протянул Уильям.

— Да. И там будут абсолютно все Старейшины, от мала до велика, от самых нелюдимых до самых общительных.

— До встречи, Горрон, — покровительственно склонила голову Мариэльд.

— И тебе всего хорошего, Мариэльд.

Герцог, помахав семье Лилле Аданов, проехал со своими тремя слугами деревянный невысокий мостик и, постоянно оглядываясь на мага, направился на северо-восток, в Брасо-Дэнто.

Глава 23. Новая жизнь

Ноэльцы повернули на северо-запад и двинулись в сторону Офуртского тракта, по которому когда-то везли раненого Уильяма из Больших Вардов в Вороний замок.

Дни стали похожи один на другой. От восхода до заката солнца Уильям ехал среди белоснежных равнин с разбросанными посреди полей поселениями и городами. Западная сторона Солрага действительно была более обитаемой, и люди здесь жили зажиточно, на пышных нивах и среди плодовых садов. Ветряные мельницы попадались то тут, то там, и Уильям любовался этими странными сооружениями.

Уильям часто возвращался мыслями на суд, но сердце его уже болело не так сильно, а душа, кажется, медленно зацветала, вырываясь из плена опустошения. Да, перед глазами еще стоял Филипп, этот подлец, но Уильям настойчиво старался изгнать его из своей памяти, как изгонял и всякие воспоминания о Брасо-Дэнто, о Йеве. Ах, Йева. Умом Уильям понимал, что девушка может и хотела сказать правду, но, верная отцу, не могла. А вот сердцем простить, увы, не мог.

Уильям так остро желал забыть графа, что ему уже не казалась ужасной идея отправиться в Ноэль. Право же, там, у моря, о котором рассказывала Фийя, он сотрет из головы этого изменника. Так он думал, уверенный, что в один прекрасный день он действительно все забудет.

Мариэльд же, сидя по ночам в кресле и поглаживая руку Уильяма, постоянно напоминала сыну о просьбе называть ее матерью, но тот лишь виновато качал головой.

Впрочем, всегда теплый и ласковый взгляд Мариэльд, ее внимание и готовность честно отвечать на любой вопрос стали усмирять подозрительность Уильяма, как вода точит камень. Женщина рассказывала истории о своей жизни, вытягивала сына на живой разговор, тот говорил о себе, делился впечатлениями и к моменту приезда к Большие Варды молодой Старейшина стал относится графине пусть и не с любовью, но с уважением и теплотой.

Благожелательно настроенный к Уильяму Пацель с радостью рассказывал о веномансии, хоть и постоянно мерз. У этого мага была удивительная черта. Обо всем, что касалось обычного обыденного общения, он говорил расплывчато, ибо создавалось впечатление, что он просто устает от долгих диалогов — Пацель мог резко прекратить разговор, просто замолкнув и уткнувшись в книгу.

Но едва речь заходила о науках, то янтарные глаза мужчины молодели, в них появлялся блеск, и маг мог часами рассказывать о действии какого-нибудь яда, об изготовлении противоядия для него. Уильям заслушивался с открытым ртом, и интерес к показавшейся поначалу скучной науке все рос и рос.

Холодными северными ночами Фийя, которая спала теперь вместе с Уильямом, даже если комната была более чем с одной кроватью, грела его поцелуями и прикосновениями. Девушка ничего не требовала, и, похоже, ей действительно пришелся по душе красивый молодой мужчина. Тот в свою очередь тоже старался заботиться об этой юной служанке и относился к ней уважительно. Пусть любви между ними и не было, но привязанность родилась быстро.

С рассветом Фийя, укрыв спину одеялом и касаясь сидящего с краю кровати Уильяма обнаженной грудью, ловко расчесывала его короткие и чёрные как смоль волосы, переплетая заново маленькие серебряные трубочки и продевая через них пряди. Уильям ворчал, считая, что не мужское это дело — украшать волосы, но служанка качала головой и настойчиво спорила, утверждая, что в Ноэле все знатные мужчины следят за собой.